где-то неподалеку кто-то прошелся, хлюпая по лужам. Фадей резко развернулся, но не увидел ничего, кроме очертания массивного сарая на заднем дворе.
– Вернись в дом, бестолочь! – с террасы послышался зычный окрик деда Михаила. – Слышь, что говорю?!
– Мешается земля мокрая… вылезти только дай! – голос, будто придавленный, утробный и жуткий, слышался где-то в стенах сарая.
– Вернись, тебе говорят! – окрикнул дед, заколотил в окно, да так сильно, что вот-вот разобьется.
– Душно…
Фадей не секунды не мешкая рванул к крыльцу. Пока бежал, чувствовал, что за спиной что-то происходит, будто что-то просыпается.
Преодолев ступени, вбежал на террасу. Там ему Михаил Петрович подзатыльник и отвесил.
– Говорю, в дом беги, а он, бестолочь, не слышит! Давай, живо в дом!
– А ч-то эт-о т-там? – робко спросил Фадей.
– Кому говорят? В дом давай! – не мешкая, схватил Фадея за локоть и потащил через коридор.
– Что это б-было? Я слышал голос, не знаю, чей, из сарая… Что это? Т-там…
Михаил Петрович ответил не сразу: возился где-то неподалеку. Вскоре Фадей услышал чирканье спичек и увидел мягкий приятный свет, идущий от масляной лампы, что стояла на журнальном столике, аккурат между двух старых плетеных кресел.
На улице послышался чей-то зычный ор, жуткий и пронизывающий. Фадей весь сжался, ему хотелось прибиться куда-нибудь в угол, чтобы не дождь, ни то, что пробудилось в сарае, ни мрак этой чуждой деревни не настигли его.
– Присаживайся, – Михаил Петрович, оставался спокойным. В его глубоко впавших серо-голубых глазах Фадей не видел ни страха, ни тревоги, только глубокую усталость и смирение. Дед подвинул лампу ближе к себе. – Я тоже его слышу.
– К-кого его? – Фадей сильнее прижал к груди автомат, будто только через боль он мог хотя бы на секунду придавить панику.
– Верлиоку. Это он там бродит под дождем, – пояснил Михаил, – высматривает чужаков…
– Верлиоку? – робко переспросил Антон, с тревогой вслушиваясь в тяжелые хлюпающие шаги, будто от босых ног, топающих по неглубоким лужам.
– Не великан из детской сказки, которую тебе когда-то читала твоя мамка. Надзиратель!
– Над к-кем? – Фадей затаил дыхание, нервно сглотнув подкативший к горлу ком.
– Над нами, Антон, – строго произнес Михаил Петрович, поднося руку к мерно потрескивающему пламени.
Антон вжался в кресло, придавив ладонью рот, чтобы не закричать. Рука деда ссохлась, пожелтела, и полупрозрачная кожа обтягивала его тонкую скелетную кисть.
– Как ты в дом мой попал, так и пропал… – пояснил мертвец, расслабленно откинувшись на спинке плетеного кресла.
Антон смотрел на него и не верил: обтянутый пожелтевшей кожей скелет с пушистыми седыми волосами и бородой пялился на давно почерневшую от времени икону святого Иоанна Крестителя, висевшую на стене.
***
Все осмотрели, товарищ