до самой Арголиды. Одна лишь Фракия была избавлена от их назойливого присутствия благодаря своим гипотоксотам – вооруженным луками конникам, которых сами фракийцы называли кентаврами. Лапифы занимались своим ремеслом с незапамятных времен, передавая его традиции от отца к сыну, и целые племена их жили одним лишь разбоем, не мысля себе ничего иного. За поколения у них выработался определенный стиль, тяготеющий к лесным засадам, отчего, собственно, они и получили свое имя – древолюди. Лапифы были истинными мастерами маскировки, раскрашивая свои лица грязью и соком трав и вплетая в одежду и волосы зеленые ветви. Так что в густом кустарнике они становились совершенно невидимы, сливаясь с фоном, и возникали перед ошеломленными путниками как будто из ниоткуда, не встречая практически никакого сопротивления.
Хорив сглотнул. Он знал, что против этих людей, привыкших к оружию, как к своему собственному продолжению, и пускавших его в ход не задумываясь, у него нет ни единого шанса. Но несмотря на это он и не подумал отступить, сбежать от грозившей ему сейчас опасности, а, напротив, сделал еще один шаг вперед, подальше от спасительного шелюга, что так зазывно шелестел за его спиной. Страх, обыкновенный человеческий страх за свою жизнь смешался в душе Хорива с клокотавшей внутри нее злобой, и эта гремучая смесь стала подобием греческого огня, в любой момент готового вспыхнуть и испепелить все, что посмело бы оказаться на его пути.
– Уходите, – омертвевшими вдруг губами произнес Хорив, глядя на разбойников тяжелым, сумрачным взглядом, на самом дне которого едва заметно тлел, постепенно набирая силу, огонек смертоносного безумия.
– Уходите, и я ничего вам не сделаю.
– Ты слышал, Лихий? – намеренно растягивая слова, спросил Геонт, небрежно опиравшийся на массивный энкос, воткнутый тупым концом в землю. – Нам угрожают.
– Слышал, – кивнул другой лапиф, одетый в густо перевитую плющом пегую абаю из козлиной шерсти и вооруженный хищно изогнутой, словно изготовившаяся к броску змея, махайрой. Кровожадно ощерившись, он презрительно сплюнул, и его ладонь легла на рукоять меча, любовно огладив ее от крестовины до навершия.
– Ну, зачем так, Лихий? – явно развлекаясь, покачал головой третий – гигант даже побольше Фокия, без всякого напряжения державший на плече тяжеленный гердан – двуручную палицу, увенчанную огромным шипастым шаром. – С детьми так нельзя.
– А как можно? – приняв его игру, поинтересовался Лихий, опуская руку.
– А вот так!
Сняв с плеча гердан и поставив его на землю, Беонф улыбнулся – его белые крупные зубы как луч солнца сверкнули на его размалеванном зелеными и коричневыми полосами лице – и неожиданно скакнул вперед, к Хориву, стремительный и гибкий, как охотящийся ирбис. Однако Хорива там уже не оказалось. Тело само вспомнило все увертки и движения, с восьми лет вколачиваемые в него неумолимыми наставниками на многочасовых занятиях по агонистике в палестре, и среагировало