Маленькое ВСЁ. Олег Сергеевич Селезнёв

для поиска правильной и постоянно ускользающей жертвы в потоке сплошного необтёсанного мира. Когда-нибудь этот нож должен будет пощадить твоего единственного и такого одинокого хозяина на веки веков, и ты наконец-то сможешь любить. Может быть, не здесь, может быть, не там, может быть, не как человек, но всё-таки сам.

      Ты разбросан повсюду: беспорядочно валяешься в самом центре ещё ненаступившей весны; во взгляде мёртвой однодневной бабочки, похмельно сметаемой утренним равнодушным дворником; в лицах муравьёв, поспешно строящих свой Вавилон посреди случайного островка земли на проезжей части; в чудовищно верующих растениях, не знающих сомнений и препятствий в своём детском крестовом походе сквозь ночь асфальта в родную и сияющую даль победы; в птице, залетевшей в закрытый цех фабрики, надеющейся, что окна и стены – это так несерьёзно и не существенно для воспитанника высшей школы свободы; в неутомимо просыпающихся таинствах повседневности, спасённых мудрой памятью тех, кто прыгнул в солнце и исчез, оставляя за собой лишь шёпот одолженных у вечности непроизносимых здесь слов.

      И когда тебе придётся снова собраться – внезапно и незаметно, – поможешь ли ему?

      ЯКОРЬ

      Я якорь! Я заброшен сюда, чтобы познать тяжесть этого подводного мира. Якорь с мечтой, что где-то там, наверху, ОН – храбрый, похожий на клинок меча капитан корабля – всё-таки вытащит меня, ржавеющего всеми печалями мира, тёмного, и тут же, внезапно и безотлагательно, мы возьмём курс на "Остров сокровищ". "Да будет Солнце!" – взвою я и перестану быть якорем, удерживающим мой родной, сверкающий корабль. Я стану капитаном, всем существом похожим на клинок меча, отражающим Солнце!.. Но память глубины и того, что я был якорем, будут отражаться в моих глазах, смотрящих проникновенно туда, в воду, в тайну тёмную, куда ни один свет не знает дороги.

      ОСТОРОЖНЕЕ, ОНИ ТОЖЕ ЖИВУТ..

      Волосы развевались на ветру.

      И если кто и бросал мимолётный чистый взгляд (без подключения к этому процессу ни ножей, ни гильотин, ни простых ножниц), то только он и видел эти полчища снов, сметаемых ветром туда – в дали дальние.

      Хорошо только, что те, которые были необычайно сильны против правил природы, оставались всё там же, в волосах ребёнка, и сияли на солнце, отражая далёкий свет звёзд (ведь они же сны – и пришли они, отнюдь, не из светлых мест!).

      Неуклюжие взрослые гладили ребёнка по волосам, а маленький человечек в волосах постигал методы борьбы против тех, кто пытался нарушить гармонию, разрушая крепкое его жильё, забирая слабых с собой – на произвол или свободу.

      И волосы теряли блеск далёких миров.

      Жёлтые, как улыбка всех солнц, – чернели и больше не радовали никого, кто задыхался среди каменной пустыни холодного расчёта.