устало проговорила Ираида Васильевна, – инертные газы не могут участвовать в процессе обмена веществ. А что касается Ганимеда, то на его поверхность еще никто не спускался, только кибы-разведчики. Берут пробы грунта, льда и все такое. Вот когда высадятся люди, тогда и начнется исследование пещер, глубокое бурение и детальное картографирование. Так что твой Фаддей большой выдумщик.
Симоне стало обидно за Митьку, Фаддея, Ганимед и инертные газы в придачу. Она протянула мальчику широкую ладонь, всю в белых и розовых полосочках – отлежала на траве:
– Ты не горюй, тем более что с этими инертными газами и в самом деле что-то нечисто. Сейчас над этим бьются специалисты из «Независимой компании», а там ведь сплошь сливки научного мира. С пенками. Так что не исключено, что и докопаются, откуда на Ганимеде соединения инертных газов, которых и в природе-то не должно существовать. Ну, салют!
Митька благодарно взглянул на нее и тоже протянул смуглую, всю в царапинах, руку. Сунул жесткую ладошку лодочкой – и тут же потянул обратно.
– Счастливого пути, теть Симона, – нерешительно проговорил он, видя, что Симона стоит над ним в какой-то совсем неподходящей для нее задумчивости. – И спокойной работы… – добавил он, чувствуя, что говорит уже что-то совсем несуразное.
Симона фыркнула, тряхнула головой и легонько щелкнула мальчика по носу:
– Заврался, братец. Спокойной… Приключение-ев! Прроисшестви-ев! Стррашных притом. Космические пираты, абордаж, таран, гравитационные торпеды к бою!
– Всё сразу? – невинно спросил Митька.
– Только так. – Симона оглянулась на Ираиду Васильевну, шедшую к мобилю, и неожиданно вдруг сказала: – И почаще вызывай маму… Длинный фон у нас освобождается после девяти. – И побежала догонять Ираиду Васильевну.
Мальчик отступил на несколько шагов, стащил с головы синюю испанскую шапочку и стал ею махать. Мобиль задрал вверх свой острый прозрачный нос и полез в небо.
Домой, на «Арамис»
Симона посмотрела вниз. Уже совсем стемнело, и сквозь дымчатое брюхо мобиля было видно, как медленно возникают и так же медленно отступают назад и растворяются цепи немерцающих земных огней.
– Аюрюпинская дуга, – сказала Симона, чтобы оборвать их бесконечный, не в первый раз начатый и не в первый раз кончающийся вот так, лишь бы кончить, разговор. – Значит, через двадцать минут Душанбинский космопорт.
– И все-таки, – упрямо продолжала Ираида Васильевна, – и все-таки я не представляю себе, что вы стали бы рассказывать своей Маришке о различных системах счисления перед тем, как заучивать с ней таблицу умножения.
– Уже рассказала. В общих чертах, разумеется.
– Зачем?
– Да затем, чтобы ей не казалось все это так просто! Умножение у них в ночном курсе, утром встают – и всё так легко, весело, и весь мир ясен, как пятью пять.
– Симона, дорогая, а разве вам не пришло в голову, что Митя ответил так только потому, что с ним говорили именно вы? Ведь во всех других вариантах – со всеми остальными людьми на Земле – он ограничился