и не виделись двадцать пять лет. Я даже забыл его лицо, а поэтому в задумчивости молчал, когда Петя Муйнов вещал в телефонную трубку. Пете требовались люди в партию на муниципальные выборы, чтобы он их мог расставить по самым нужным местам. Ну, там мэры поселков и городков, начальники налоговой полиции, заведующие культурой-мультурой, таможенники на лесных делянках, ответственные за газовые и нефтяные вентеля, наблюдатели за речными и морскими угодьями и прочий ужас. Чинарик говорил, что верит в меня, что я не посрамлю дело партии и легко смогу управлять чем угодно, главное прийти на выборы и проголосовать, а там тебе и пироги, и плюшки, и женщины легкого поведения и машины с мигалкой и вертолеты.
– Петя, – сказал я, – неужели у тебя не хватает пипла на столь достойные места? Не можешь набрать с орлиным взором, пышущих радостью, здоровьем и стремлением, а не таких разгильдяев, как я?
– Понимаешь, Славик, нам нужны не достойные. Нам нужны свои.
И тут я сильно загрустил, чуть не повесил трубку, но Петя еще два часа мне промывал мозги про выборы, депутатство, светлый путь и единство интеллигенции с народом. Я уже думал, что навсегда попал в его цепкие лапы, но тут я рассказал историю про своего лечащего врача-психиатра Иосифа Львовича и Петя больше не звонил. Только прислал по электронной почте листовку «Голосуй за Муйнова!».
Привычка
Когда Гайдар отпустил цены, я вышла из общаги и пошла по Тверской. Иду плачу, потому что денег нету и кушать нечего. А тут навстречу девка-малярша-Машка, спрашивает:
– Ты чего в слезах?:
– А я говорю: «Голодная!»
Тогда Машка отвела меня в булочную и украла батон, а я узнала, что ее выгнали из ПТУ №12, и поселила Машку тайно в своей комнате в университете.
С Машкой я прожила год. Она каждое утро выходила по магазинам и рынкам воровать. Приносила, то батон, то макароны, то крупу гречневую, то картошку, а один раз притащила пирожное-корзинку. Мы его распилили линейкой, сидим, жуем, пьем горячую воду и ревем. Я же училась помаленьку, стирала, готовила, а потом устроилась швеей в две смены.
Однажды комендантша натравила на нашу комнату паспортный контроль, и выгнали Машку на улицу. Мы с ней еще встречались несколько раз. Машка говорила, что поступила в станкостроительный техникум, там бесплатные обеды, но батоны она все равно по булочным ворует. Привыкла.
Энрике
Испанский коммунист Энрике жил с нами в общаге МГУ, а мы с Сашей воровали у него сладкий кокосовый ром, копаясь в вещах и чемоданах. Отец Энрике был безработный, а мать медсестра в клинике, а чтобы получить высшее образование в Испании, нужны большие деньги. Поэтому Энрике вступил в коммунистическую партию Испании и пошел в общество дружбы «Испания – СССР». Там он выходил на демонстрации пять лет и ему дали путевку на бесплатное обучение на мех-мате.
В России Энрике работал переводчиком на испанском радио и часто сидел по ночам