час…»
А лыжник одинокий
Катит по расхлябанной лыжне:
Вдох и выдох. Снова вдох глубокий.
Лиственницы стынут в вышине.
«Где уж нам с немудрящим сюжетом…»
Где уж нам с немудрящим сюжетом
Совладать: всё слова да слова;
Плоть ладошки пронизана светом,
А в колечке, дыханьем согретом,
Столько нежности и волшебства!
Разве выходишь жаркую тягу
Всё запомнить: извив, поворот?
Жизнь пройдёт, как вода сквозь бумагу,
И какую вселенскую тягу
Беззащитностью приобретёт?
Посмотри, как стрижами прошита
Пропылённого воздуха пядь;
Божьи птахи снуют деловито,
Но скупого небесного жита
Им и спешившись
не собрать.
Так сюжет или фабула, всё же,
Тупики Поварской слободы?
Под муаровым небом, до дрожи,
Что тебя бесконечно тревожит?
Бог с тобой! Далеко ль до беды.
«Когда я стану старым…»
Когда я стану старым
И будет
Лицо моё тёмным и сморщенным,
Как изюмина, —
Меня полюбит
Девочка с золотыми глазами.
Она
Будет вбегать ко мне, тонкая,
Перехваченная в талии пояском.
– Доброе утро! —
Будет шептать мне
И розовым крохотным ушком
Прижиматься к плечу.
И мне станет неловко
От стремительных полудетских жестов
За свою наступившую старость.
– Тополя цветут!
«Отцветают, —
Поправлю я. —
И я —
Тоже такой тополь…»
– Что ты! что ты!
Ты совсем не старый… —
И коснётся щеки моей впалой
Пальчиком,
Словно узоров.
И я вспомню стихи свои старые
И такую же девочку вспомню,
И себя
В этот юный возраст,
Удалого и бестолкового.
И, наверное, что-то почувствовав,
Скажет девочка:
– Мне приснилась
Поляна земляничная, где
Кто-то ездил на мотоцикле.
И красны были —
Чёрные прежде —
Колёса.
Отвернётся.
А я пошучу неудачно:
«Будь ты старше на столько,
На сколько бы стать мне – моложе,
Я бы взял тебя в жёны».
И ответит мне девочка тихо:
– Нет,
Тогда б не любила тебя.
«Ты всё ещё надеешься вернуть сухой зимы колеблющийся облик…»
Ты всё ещё надеешься вернуть сухой зимы колеблющийся облик
И даль, как выстрел, как навылет сквозь тело года выбитый тоннель.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив