в праве. Слабость проявишь, так о ней не только друзья твои прознают, но враги. А это ни к чему.
– Это верно, – вздохнул царь и протянул свою чашу за вином. Мальчишка виночерпий, со светлыми русыми волосами, голубыми глазами и доброй открытой улыбкой, тут же ее наполнил.
– А что сердце некем утешить, то и в этом ты ошибаешься, – продолжал утешать царя Брадомир. – И сыновья твои не единственные.
– Как так не единственные? – удивился Дубрав. – Что ты такое говоришь, старик?
Брадомир в свою очередь удивился:
– Или ты памятью ослаб, Дубрав Дубравович? Не помнишь разве, я тебе личное письмо послал двенадцать лет назад, о том, что рабыня твоя Поляна, которую ты с пленницами привез после войны с царем Ильей Муромским, мальчонку родила? Сразу после того, как ты в поход на царя Давлата отправился, это было.
– Ну и что?
– А то, что твоя любовь была Поляна. Никто после тебя к ней подойти не осмеливался. Я сам за этим лично следил. А потом, когда ты с Ильей Муромским замирился и всех пленников ему приказал вернуть, она самолично остаться в твоей столице решила. И никто уговорить ее домой возвернуться не смог. А потом, как родила, и слышать об этом не хотела.
Царь продолжал недоумевать:
– И что?
Старик даже рассердился:
– Да ты впрямь как дитя неразумное, царь батюшка. Иль не поймешь, о чем я толкую? Или письмо мое не получал?
Тут до царя доходить начало.
– Получал. Только к битве тогда я готовился с Давлатом. Не до воспоминаний любовных было. Ничего кроме брани будущей в голову не шло. Видимо не придал значения. Мало ли пленниц в моем шатре побывало?
– Мало ни мало, а Поляну ты царицей обещался сделать, когда с Забавой разругался. Жаль, только помирились вы вскоре.
– Ну, это уже не твое дело. Так ты говоришь, что Поляна сына мне родила? Так ли?
– Точно утверждать не стану. Только похож на тебя больше чем Ратмир и Ратибор вместе взятые, – хихикнул Брадомир.
Знал Дубрав, что боярин пустых слов говорить не будет, и от волнения даже заерзал на своем месте.
– Так, где он, ты говоришь?
– А ты оглянись, да посмотри, кто тебе медом кубок наполняет.
Оглянулся царь, увидел мальчика виночерпия, увидел на его руке кольцо рабское и отпрянул.
– Ты что мелешь, старый леший? – в гневе воскликнул он. – Это же раб!
– Ну да, сын твоей рабыни, твой раб. С царских рабов кроме тебя никто кольца снять не может. А тебя дома в Князьгороде, ой как, давно не было. Аж двенадцать лет с лишним.
Посмотрел опять на мальчика царь Дубрав, и сердце его затрепетало от волнения, словно и впрямь родную кровь почуял. Да и как не почуять, коли вот он, словно сам в детство вернулся да в медное блюдо зеркальное глянул. Те же кудри золотые, те же глаза огромные, как с иконы писанные, и улыбка та же. Да еще и Брадомир на ухо нашептывает:
– Твоя матушка его любила пуще глаза. Сыночком своим называла. Даже Поляну в свои палаты забрала, чтобы мальчонка,