в людях, я пытался разобраться и в нём, но, видимо, на пустой желудок мозг уже плохо работал.
Он отхлёбывал кофе.
Мы оба прекрасно знали, что оставили девчонку одну, также мы понимали, что её могли убить, а ещё, что нам было не до неё. У каждого из нас своё прошлое, каждый из нас от чего-то бежал, и если кто-то из нас и обнаружит её мёртвое тело, то оставит его там, как есть. Полиция нам была ни к чему, допросы тоже. Я бы лично накрыл её тело одеялом, да так и оставил до самой конечной. В голове уже строился план, как в случае её неожиданной смерти закрыть купе так, чтобы в него не зашёл никто. Может, сломать снаружи замок?
– Надеюсь, с ней будет всё хорошо, – сказал Полянский, изображая неравнодушие.
– Надеюсь, – ответил я тем же.
Он отхлёбывал кофе, я смотрел на его дрожащую руку.
Ресторан наполнялся людьми и ароматами с кухни.
За соседний столик подсели двое – скромного вида меланхоличная женщина и грузный мужчина, лет сорока пяти в широком клетчатом пиджаке, таком же широком, как он.
– Я всё же не понимаю, Софи, – ворчал этот мужчина, – почему мы должны плестись двое суток, вместо того чтобы долететь за три часа?
Он вдевал за ворот салфетку и учащённо пыхтел.
– Ты же знаешь, я боюсь летать, – говорила она, изучая меню.
– А я боюсь не уснуть сегодня ночью. Я плохо сплю в поездах!
– Пожалуйста, не шуми, – шикнула она на мужа.
Скорее всего, это был муж, на них обручальные кольца.
– Я в поездах задыхаюсь! – продолжал он пыхтеть, тяжело и натужно. – Меня здесь тошнит и воротит!
Жена только стрельнула в него осуждающим взглядом и не ответила ничего.
Я заметил, что этот поляк, или кем там был наш доктор, смотрел на посетителей так же выпытывающе, как на меня. Проверяет, нет ли за ним хвоста, понял я. Этот взгляд мне был очень знаком, я смотрел на него точно так же.
Уже двадцать минут прошло, а я всё ждал этот чёртов заказ. За это время успел поесть сам Полянский, и даже этот господин в клетчатом пиджаке уже дожёвывал свой омлет.
Наконец, и мне принесли отбивную с грибами, наконец я мог…
– Господи! – завопила женщина за соседним столом, Полянский кинулся к ним, а солидный, в клетку мужчина скатился на пол, хватаясь за горло.
– Помогите! – кричала его жена. – Пожалуйста, кто-нибудь!
– Я врач, – склонился над мужчиной Полянский.
«Может, он действительно хирург?» – смотрел я на всю картину, переживая только о том, что моя отбивная с грибами так и остынет в тарелке. Ужинать, когда кто-то так мучительно умирает, или же после того, как внезапно умрёт, не очень по-джентльменски.
Пассажир задыхался, покрываясь розовой сыпью. Полянский делал искусственное дыхание, массаж сердца, щупал пульс. Через десять минут несчастного господина уже куда-то унесли, как и его жену – она то и дело теряла сознание.
– Отёк Квинке – нелепая смерть, – сказал доктор, возвращаясь к столу.
– Ещё одна? – посмотрел я на него.
– Не понял, – допивал он остывший кофе.
– Вы же не думаете, что Хосефа жива?
Мы