Ее восемь лет держал в тесном подвале один чокнутый холостяк средних лет со сросшимися бровями и обсессивно-компульсивным расстройством. Вольфганг… какой‐то там.
– Вольфганг? – Джек усмехается. – Ты на ходу выдумываешь, что ли?
– Австрийское имя, судя по всему.
– И как ей удалось вырваться?
– Он сделал из Кампуш рабыню, заставлял готовить и убирать. Однажды, пока она пылесосила его машину, ему позвонили. Вольфганг отошел подальше, чтобы шум пылесоса не мешал разговаривать, и пленница, как только он повернулся спиной, бросилась бежать.
– Жуть какая.
– Да не говори. Ужас.
– А зачем же он позволил ей выйти на улицу? Я бы на его месте держал девчонку взаперти, – замечает Джек.
– Наверное, начал считать, что она никуда не денется. Восемь лет – срок немалый. Некоторые даже думали, что у нее развился стокгольмский синдром, потому что девушка плакала, когда ее мучитель покончил с собой. Но она сама так не думает. Кампуш про это потом книгу написала, очень толстую. Фильм, судя по всему, тоже длинный.
Джек набирает имя Наташи Кампуш в поисковике и просматривает найденные ссылки одну за другой.
– Джейси Ли Дьюгард, Элизабет Смарт, Наташа Кампуш, – повторяет он. – А знаешь, что у них общего?
– Чудовищные истории похищений?
– Они симпатичные блондинки с контрактами на издание книги. Все три.
– Ну, и это тоже, – пожимаю плечами я.
– И с лицензиями на съемки фильмов. – Джек поднимает взгляд. – А ты могла бы стать четвертой.
– Что-что?
– Именно то. Это твой шанс на публикацию: угодить в плен, сбежать и написать об этом. За тобой тогда не только «Харриерс» будут бегать, теряя тапки. Твоя Лара говорила, что истории о реальных преступлениях хорошо продаются в наши дни? Похоже, в другие дни они тоже продаются неплохо.
Я таращусь на Джека, пытаясь понять, шутит он или нет, но лицо у него абсолютно непроницаемое. Надо сказать, мой друг прав. Все три жертвы выпустили книги. И я читала их, все три. Интересные – не оторваться. Заслуженные бестселлеры.
– Ты же не серьезно…
Джек смотрит на меня – как тогда в спальне, в упор, в самую душу, и сердце невольно стучит быстрее. На меня как будто надвигается ураган – в воздухе разливается звенящее, искрящееся напряжение, и кажется, что вот-вот случится нечто жуткое. А затем Джек смеется – и буря, летевшая прямо на меня, проходит стороной.
Он берет с тарелки кусочек чесночного хлебца и протягивает мне:
– Будешь?
Я отрицательно качаю головой – сердце все еще колотится.
– Ты похудела, между прочим, – замечает Джек.
– Совсем чуть-чуть, – возражаю я и плаксиво скулю: – Подай убогой на пропитание, а? – Похоже, попытки надавить на жалость ни к чему не приводят, и я пожимаю плечами. – У меня стресс. Понятия не имею, как другие могут жрать, когда у них стресс.
А еще, помимо стресса, я опять перешла на студенческую диету из бобов и лапши, потому что они дешевые. И как так вышло, что с учебой я