находит вас эта леди Сибилла, которую нам предстоит сегодня встретить?
– Леди Сибилла никогда меня не видела, – ответил он, – и я видел ее только издали. Очевидно, граф Элтон пригласил нас сегодня в ложу с целью познакомить с ней.
– А! Матримониальные планы!
– Да, я думаю, что леди Сибилла выставлена на продажу, – ответил он с холодностью, и его красивые черты выглядели, как непроницаемая маска презрения. – До сей поры ставки были недостаточно высоки. Но я не стану покупать. Я уже сказал вам, Темпест, я ненавижу женщин.
– Серьезно?
– Самым серьезным образом. Женщины всегда вредили мне: они всегда мешали мне в моем прогрессе. И за что я особенно презираю их, так это за то, что им дана огромная сила творить добро, а они зря растрачивают эту силу и не пользуются ею. Они сознательно выбирают отталкивающую, вульгарную и пошлую сторону жизни, и это возмущает меня. Они гораздо менее чувствительны, чем мужчины, и бесконечно более бессердечны. Они – матери человеческого рода и в первую очередь отвественны за его ошибки. Это другая причина моей ненависти.
– Не ожидаете ли вы совершенства от представителей человеческого рода? – спросил я удивленно. – Ведь это невозможно!
Казалось, на секунду он погрузился в мысли.
– Все в мире совершенно, – сказал он, – кроме этого любопытного создания природы – человека. Приходила ли вам когда-нибудь мысль, отчего он является единственной ошибкой, единственным несовершенным творением безупречного Творца?
– Нет, никогда. Я принимаю вещи такими, какими нахожу их.
– Как и я! – И он направился в двери. – И как я вижу их, так и они видят меня! Au revoir [5]. Помните, обед через час!
Дверь открылась и закрылась: Риманец ушел. Я остался один, думая о странном настроении, в котором он находился, – смешении философии, светскости, сентиментальности и иронии, которые проявлялись, подобно прожилкам листа, в переменчивом темпераменте этой блистательной, таинственной личности, случайно сделавшейся моим ближайшим другом. Мы были практически неразлучны уже почти месяц, но за это время я нисколько не приблизился к разгадке его истинной натуры. И все же я восторгался им более чем когда-нибудь, сознавая, что без его общества моя жизнь лишилась бы половины своей прелести. Хотя теперь меня окружало множество так называемых друзей, привлеченных, подобно мотылькам, светом моих миллионов, среди них не было ни одного, кто бы так же влиял на мое настроение и к кому бы я испытывал такую же симпатию, как к нему – к этому властному, полужестокому, полудоброму товарищу моих дней, порой смотревшему на жизнь как на вздорную шутку, а на меня – как на часть этой пошлой забавы.
VIII
Думаю, ни один человек не забудет минуты, когда впервые оказался лицом к лицу с идеальной женской красотой. Он мог часто встречать привлекательность во многих лицах; блестящие глаза могли сиять ему, как звезды; удивительный цвет лица мог время от времени очаровывать его, равно как и соблазнительные