знамения и, как правило, говорил, что все будет не так уж плохо. Надеюсь, я давал вам не слишком много ложных обещаний, когда вы приходили на мельницу со своими тревогами и заботами, – проговорил Уилфрид фон ден Штайнен. Долгие рассказы о Волчьей Ночи он слушал молча, прислонившись к стене возле одной из оконных ниш, задумчиво покуривая трубку. – Многие из вас знают, что со скамейки перед мельницей виден широкий луг, простирающийся до самой Холодной реки; я часто сижу там, когда ярко светит луна и рисует бликами серебристую дорожку на воде. С тех пор как небо затянули тучи, закрыв для нас утешительные звезды, я слушаю звуки ночи в полной темноте. Порой над рекой и прудами Фишбурга стелется туман, осенью часто так бывает, сами понимаете, но иногда в белых клубах что-то блестит, будто мерцают светлячки. И в такие минуты у меня возникает странное чувство, что я не один. И я точно знаю, что никого из квенделей рядом нет. Знаю также и то, что мы обязаны очень серьезно отнестись к этим предзнаменованиям: если отмахнемся, опасность нас не минует.
Он замолчал и вновь окутался табачным дымом, а поскольку слова мельника всегда имели вес, никто не осмеливался возразить или пошутить.
– Полагаю, на сегодня мы услышали достаточно, – сказал старик Пфиффер, от которого не укрылось всеобщее растущее беспокойство. – Совершенно ясно одно: что-то происходит, и мы должны быть осторожны. Границы потустороннего мира истончаются, становятся все более хрупкими – вот что означает мерцающий туман. Есть несколько дней в году, когда эти рубежи можно пересечь, и один из самых важных таких дней наступит совсем скоро.
– И что же это значит? – спросил, поднимаясь с места, Лоренц Парасоль. Он с важным видом огляделся по сторонам, а затем посмотрел на Одилия. Лоренцу давно пора было взять дело в свои руки, а не оставлять его на попечение этих болтунов или Резеды. Она вот уже три с половиной года метила на место Парасоля, с самого дня смерти мужа, Базиля, который возглавлял совет устроителей до него.
– Это значит, что в нынешнем году в день Праздника Масок в Баумельбурге нам лучше остаться дома, запереть двери и окна и сидеть перед камином, не давая огню погаснуть до рассвета, – ответил Бозо Райцкер, рыча, как старый медведь.
К такому никто не был готов, и дара речи лишился не только Лоренц Парасоль. Резеда рядом с ним вскочила словно ужаленная.
– Засохни все трюфели светлых лесов! – прошипела она и с такой силой ударила по столу полупустой кружкой с ягодной настойкой, что ручка ее отломилась, а Лоренц в ужасе вздрогнул. – Елки-поганки и черные мухоморы! – Пронзительный и полный гнева вопль Резеды пронесся по большому залу.
Страшные проклятия заглушили вопросы сбитых с толку квенделей, кое-где послышались насмешливые восклицания. Все разволновались, заговорили куда громче прежнего, не обращая внимания на то, что в общем гомоне невозможно было разобрать ни слова. Вскоре баумельбуржцы принялись обвинять жителей других деревень в том, что те учат их жизни.
– Отменить