грязь
Размажет. И сочно
В конце этих строк
Последнюю точку
На мир ставит рок.
Эй, люди!
Эй, люди! Я понял, чего вы хотите,
Хотите – уйду, небесами окрашен,
А вы – хохочите, кричите, свистите
Со дна своих старых, разрушенных башен.
Я шел, разверзая закрытые двери.
За мною толпа, расширяясь, кипела.
А мне – обязательно – хочется верить
В свое необъятное, вечное дело.
Эй, мир оглушенный! Ты был моей частью,
А я ненавидел столетья за это.
Я сам себе был подчиненным и властью,
Геометром был и, быть может, поэтом.
Я видел, как рвется струна горизонта.
Меня ты не схватишь, горящая пропасть!
Укрытый, лежу в захолустье каком-то,
Вращаю стихов перебитую лопасть
Ты думал, я беден своими мозгами?
Их если раскинешь – собрать невозможно?
Я видел, как прахом, руиной, костями
Мир рухнул, отравленный правдой и ложью.
Я мыслей не тратил. Я ткал паутину
Забытых названий, истерзанных болью.
И что же? Стою, как в подсобке картина,
Покрытая пылью, и грязью, и молью.
Себя я на лиру тянул, разрываясь,
Как тащат быка на убой, на корриду.
И вот – я пришел. И лютую, и маюсь,
Сменяв раздраженье на месть и обиду.
Мое злое сердце заставило биться
Мгновенье, ушедшее с ужасом в память.
А я примерял переборчиво лица
И имя себе выбирал, словно знамя,
Одно – навсегда. Я гвоздем нацарапал
В мозгу все извилины верно и четко,
Вчеканил навеки и кровью закапал.
Закрыл черепную коробку на склепки.
Я руки приклеил. Глаза поплаксивей
Ввинтил, на зрачки направляя отвертку.
Себя распланировал, вычислил, вывел.
Я крикнул, с молчанья срывая обертку.
И мир поднялся. Он кипел голосами.
Я выбрал язык – неподъемный и резвый.
Вкусил и его – он до времени замер.
Я ребра вставлял, как пролеты в подъезде.
А сердце качалось, звенело и билось.
Был верен расчет, и был правилен метод.
Открылось пространство, дорога открылась:
Я дом себе выбрал – вот здесь, и вот этот.
Вошел – и живу, и намерен остаться
Тогда, когда скажут: «Ты больше не нужен!»
Вцеплюсь якорями и парусом рваться
В ветрах, на фамилию схожих мою же6,
Я буду. И знаю, вы скажете, верно:
«Мы где-то читали подобные ритмы».
Ну вот, угадали; я сам свои нервы
Сцепил с ним7, и вылил вот эти молитвы.
Вы думали – всех бунтарей накосили?
А нас еще много, нас больше, чем пепла.
Душа еще в теле, и мы еще в силе,
Нас хватит надолго. Еще не ослепла
Земля, на которой мы вертим планеты
На жернове горла, в бумагах горелых.
Умрут,