произнесла Королева, её голос звенел от сдерживаемого гнева. Она откинулась в кресле, но её поза оставалась напряжённой, а кулаки сжались.
– Вы приходите к нам только тогда, когда вам что-то нужно, – продолжила она. – Но ничего не даёте взамен!
Риббентроп приблизился к Руизу на шаг, глядя прямо ему в глаза.
– Вопрос в том, зачем вы вообще нужны? – его голос прозвучал почти без эмоций, но в зале это прозвучало как удар. – Если парламент может справляться сам, в чём ваша роль?
Не дожидаясь ответа, Риббентроп активировал свои способности. Нити молниеносно оплели руки Руиза, обездвиживая его. Копьё, словно пойманное в ловушку, оказалось в руках самого Руиза, угрожая ему самому.
– Что ты творишь? – выкрикнул Руиз, пытаясь вырваться, но его попытки были тщетны.
Увидев, что Руиз теряет контроль над собой, несколько гвардейцев ринулись к нему, чтобы обезоружить и усмирить. В порыве борьбы Руиз случайно нанёс себе несколько ранений своим же оружием.
Его лицо побледнело, а дыхание стало прерывистым. Осознав, что сопротивление бесполезно, Руиз расслабился и сдался.
Зал снова погрузился в тишину. Но теперь это была напряжённая, зловещая тишина – словно все боялись, что она может быть нарушена ещё более разрушительным взрывом.
Руиз лежал на больничной койке, окружённый звуками монотонного писка аппаратов. Его тело было перебинтовано, правая нога прикована ограничительным браслетом к кровати. На его лице застыла смесь усталости и внутреннего надлома.
Дверь тихо скрипнула, и в палату вошёл Риббентроп. Его взгляд был решительным, но в нём читалась тень сомнений. Он медленно подошёл к кровати Руиза, останавливаясь прямо перед ним.
– Так зачем ты это сделал? – спросил он спокойно, но в его голосе слышалась скрытая острота.
Руиз с трудом повернул голову, его взгляд встретился с глазами Риббентропа. Он тяжело вздохнул.
– Ты всё равно не поймёшь, – проговорил он, его голос звучал хрипло и тихо.
– Объясни, – настоял Риббентроп, не отрывая взгляда. – Может быть, пойму.
Руиз закрыл глаза, словно собираясь с силами.
– Ты не представляешь, сколько людей умерло, пока я добивался этого звания, – его голос стал твёрже, хотя в нём звучали горечь и боль. – Сколько жизней разрушено… Когда Королева сказала это, – он судорожно вдохнул, – это был плевок в память тех, кто с нами больше не может быть.
Риббентроп задумался. Несколько секунд он молчал, словно обдумывал услышанное. Затем, нарушив тишину, заговорил:
– И теперь тебя тоже убьют?
Руиз горько усмехнулся, его взгляд снова устремился в потолок.
– Да… но не сейчас, – ответил он спокойно, но с тенью отчаяния.
– Почему? Думаешь, тебя оправдают? Или ты просто сбежишь? – Риббентроп слегка наклонился вперёд, его голос стал мягче, но всё ещё звучал с подозрением.
Руиз отвернулся к стене и закрыл глаза.
– Нам нечего больше обсуждать, – сказал он, давая понять, что разговор окончен.
Риббентроп