из-за которой его жене и приходится дожидаться его в большинстве случаев чуть ли не взаперти и в полном одиночестве. Самые сердобольные из слуг надеялись, что появление Долорес в доме скрасит незаслуженное одиночество ещё довольно молодой хозяйки.
«Вот он поразится тому, во что мы превратили его жилище! – предвкушала Долорес свою встречу и знакомство с сэром Эдвином Уэндерли. – А если он будет доволен, то захочет чаще бывать дома и проводить время со своей бедной, скучающей супругой».
И вот в тот день, когда всё было готово к семейному празднику и вечером должны были собраться гости, сэр Уэндерли и в самом деле появился в доме пораньше, как и было условлено. Услышав от лакея Нормана, что машина уже показалась вдалеке и вот-вот подъедет к дому, миссис Уэндерли распорядилась зажечь фейерверки, заранее установленные перед входом.
Но именинник появился в доме как-то странно, не так, как предполагали его домочадцы. То ли он испугался шума, производимого фейерверком, то ли сам захотел сделать из своего появления некий сюрприз. Он остановил машину на углу дома и зашёл в него не через парадный вход, возле которого его готовились встретить жена и слуги, а пробрался через чёрный ход, обычно закрытый на замок, с обратной стороны дома.
Тем сильнее удивилась Долорес, когда ей сообщили, что хозяин дома уже прибыл и срочно просит её зайти к нему в кабинет. Она поднялась по лестнице на второй этаж и постучалась в дверь. Ей послышался голос, прозвучавший в ответ из кабинета, только она не смогла разобрать слов. Долорес приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Сэр Уэндерли разговаривал с кем-то по телефону, стоя у стола. Долорес снова не поняла, что он говорит, но ей показалось, что говорил он не только тихо, но и очень подавленным тоном. Увидев Долорес, хозяин кабинета кивнул ей и сделал знак рукой, чтобы она вошла и закрыла за собой дверь. Эдвину Уэндерли, как уже сообщалось, стукнуло в этот день пятьдесят лет. Он выглядел так, как примерно и представляла себе его Долорес по описанию слуг – строгий, подвижный, с гордо поднятой головой, в очках и с едва намечающейся сединой на висках.
Продолжая говорить по телефону, сэр Уэндерли сел за стол и взялся что-то править на листе бумаги, уже наполовину заполненном его мелким почерком. Наконец, он положил трубку на рычаг, отложил бумагу, поднялся с места и представился девушке. Видя его неважное настроение, она попыталась поздравить его с юбилеем, но он неожиданно прервал её. Взяв в руку бумагу со стола, он перечитал написанное и одним резким движением передал листок бумаги Долорес со словами:
– Возьмите и отдайте моей жене. Скажите ей, что это моя воля.
Не успела Долорес бросить взгляд на оказавшуюся в её руке бумагу, как сэр Уэндерли принялся ходить взад-вперёд по кабинету и ругать невидимого собеседника осипшим от волнения и недовольства голосом:
– Ну надо же, какое низкое предательство! Они хотят меня обесчестить и разорить! Сколько сил потрачено напрасно! Читайте, милое дитя, не обращайте на меня внимание…
Долорес