хлопает. Тут мой незыблемый материализм и зашатался.
– Кто ты, женщина? Почему всё про меня знаешь? Ну ладно, про прошлое согласен, но жениться не буду! Хватит с меня!
– Нет, – говорит, – будешь, линии не врут.
Заинтригованный и удивлённый, приглашаю её на танец, чтобы узнать про эту фею поближе. Поближе она оказалась комплекции велосипеда, и, грациозно наступив пару раз друг другу на ноги, мы решили продолжить познавательные дискуссии в кулуарах. Выяснилось, что ходили одними и теми же жизненными дорожками, но не встретились только потому, что я лет на -дцать прошёл по ним раньше. Юбилейный вечер отгремел, и в конце мы, не сговариваясь, оказываемся вместе в нескромной близости на заднем сиденье фургончика, разводящего нас по домам. Пока ехали, всю дорогу щебетали как лучшие подружки. А на прощание она целомудренно поцеловала меня в щёчку, как и положено приличной девушке. Это и был контрольный выстрел в голову, финальная точка, а вернее, запятая такого неоднозначного вечера и повторного знакомства. И, хотя на следующий день должно было уже начаться предсказанное будущее, алкогольный дурман рассеялся, сказки закончились, Золушка превратилась в тыкву, а в моей жизни всё осталось на своих местах.
Весь день я прислушивался к себе, и хотя здоровье к вечеру поправилось, однако что-то неуловимо во мне изменилось. Было какое-то ощущение недосказанности и сожаления, как будто сон на самом интересном месте оборвался и ты хочешь досмотреть, что дальше, а уже проснулся. Сутки проходят, вторые – не отпускает. «Так, –говорю себе. – Мужчина, спокойно!» И включаю самоанализ: «Что в сухом остатке? Что уж так зацепило-то? Ну не танец же? Гадание? Или, может, невинный прощальный поцелуй?» По отдельности ничего, а всё вместе – чума какая-то! Разумная часть меня говорила: «Подожди, не суетись, и всё пройдёт», – а чувственная: «С этим надо что-то делать, позвони ей». У Оли много любимых фраз, и к моему душевному недомоганию очень тогда подходило: «Сделай так, чтобы отпустило, пожалуйста»
В общем, долго сам себе сопротивлялся, но набрал её через неделю. За это время, как оказалось, у моей пиковой дамы произошли драматические события. На следующий после юбилея день, в канун уже своего дня рождения, у неё случился аппендицит, плавно переходящий в перитонит. В то время, как я раздумывал «позвонить – не позвонить», у Оли решался вопрос «жить или не жить». В итоге, слава богу, всё обошлось. Но и на больничной койке в полукоматозном состоянии, болезная, всё же подумывала обо мне. Поскольку все девушки подвержены предрассудкам, то первой сама, конечно же, она не звонила, а поправлялась и ждала моих действий: что суетиться, запрос же мирозданию сделан.
Вот тут-то я совершенно безответственно объявился, не представляя, о чём говорить и что дальше с этим делать. Ругая себя за внезапный приступ косноязычия, стесняясь и мямля как подросток в пубертате, с трудом формирую в трубку какую-то невразумительную чушь. Но в ответ слышу, нет, чувствую неподдельную