поднялся на ноги.
– Государь, Петр Алексеевич.
– Очень разочаровал ты меня, Иван. Даже самому удивительно, как горе от твоего предательства сердце сжало.
– Государь? – Иван так удивленно смотрел на меня, словно действительно не узнал или не увидел, когда я только вошел. – Разве не должен ты в постели сейчас находиться? Или же я все-таки окочурился в какой-нибудь луже, и теперь ты явился ко мне немым укором, чтобы сообщить, что не достоин Ванька Долгорукий небес?
– Э-э-э, – я повернулся к Ушакову, но тот ответил мне удивленным взглядом и развел руками.
Ванька в это время отодвинулся на кровати к стене, практически завалился на нее, истово крестясь.
– Спаси, Господи, раба твоего грешного, – бормотал Долгорукий.
Мне же, глядя на него, очень сильно захотелось подойти и вмазать ему по морде. Отказывать себе в этом удовольствии я не стал, подошел поближе и сунул ему кулак в рожу, даже без замаха. Что ни говори, а удар у меня, несмотря на юный возраст, был хорош. Голова Ивана откинулась назад и стукнулась о стену. Он взвыл и принялся барахтаться на кровати, пытаясь принять сидячее положение, но хотя бы перестал креститься, перемежая крещение с молитвами.
– Аккуратнее, государь Петр Алексеевич, – ко мне подскочил Ушаков. – Ну как можно-то, собственноручно? У нас для мордобития специальные людишки обучены, а то поранишься еще об эту харю разбойную?
Я смотрел на него и не знал, плакать мне или смеяться.
– А скажи мне, Андрей Иванович, ты чему детишек в классах, что на паях с Минихом открыл, учишь?
Я покосился на Ваньку, который наконец-то сел прямо и теперь настороженно смотрел на меня, словно бы еще не веря, что я – это я, но уже начав испытывать определенные сомнения в своем мракобесии.
– Пока что письму, счету и языкам, государь. Специальные науки начнутся не ранее следующего года, – он вздохнул. Я его понимаю, мне бы лично не хотелось своих птенцов на учителей оставлять, тем более что рядом этот солдафон Миних обретается, который не знает, что специальные мордобитные людишки существуют, а предпочитает самолично рыло чистить. – Ты лучше скажи, государь, где планируешь столицу оставлять?
Хороший вопрос. Очень животрепещущий. Потому что я не знаю. Для меня всегда столицей была Москва, но строящийся Петербург тоже был важен, и что случится, если двор не переедет туда? Это строительство, на которое было так много брошено, просто загнется. Сейчас зима, и у меня есть время, чтобы подумать. Разобраться с более насущными вещами, а потом… не знаю, смотреть буду. Нужно сначала туда съездить, осмотреться.
– Государь мой, Петр Алексеевич, это взаправду ты? – хриплый голос Долгорукова избавил меня от ответа.
– Ну а кто, коль не я? – я повернулся к Ваньке, который хмурился, разглядывая меня.
– Кого ты увидеть-то хотел, если не меня?
– Не знаю, –