.

есть собака достала трусы из чистого белья? – невинно задаю свой наводящий вопрос.

      Улыбка Джаспера делается еще шире и ярче:

      – Именно! Я постирал ее вещи. Видимо, трусики случайно попали в нашу корзину, – говорит он и смеется. Типа, и случаются же истории в прачечной! Ага, ага… И трусы эти сами взяли и забрались в корзину с нашим бельем. – Я принес вещи домой. Тут собака до них и добралась!

      Я делаю глубокий вдох. С этой свистопляской можно работать.

      – Так ты, значит, добрый самаритянин! – Говорю с улыбкой, в которую вкладываю всю свою радость и облегчение: «Слава богу, мой парень мне не изменяет!» И закидываю удочку: – А не сочинитель?

      Он моргает и хмурится.

      – Что?

      – Даю подсказку: я не о стихах. Придумываешь ты много!

      Джаспер поднимает руки. У него дрожит губа.

      – Клянусь, она только постирать попросила! Я ей просто одолжение сделал!

      – Как бы ты еще чего ей не сделал, – говорю я.

      Он трясет головой изо всех сил. Как мощно его отрицание!

      – Я случайно сложил их с твоим бельем. А потом Начо, наверное, забрался в твой ящик и их достал. Ты же его знаешь! У него пунктик на тему трусиков.

      – Я-то его знаю. Я как раз очень хорошо его знаю! – говорю я. За моей злостью не видно, как мне больно. Я иду к Джасперу через всю гостиную и укладываю своего любимца в лежанку. – И я знаю вне всяких сомнений, что ты лгун. Знаешь, почему?

      – Почему? – колеблется он.

      Глубоко вдыхаю.

      – Начо ест только грязное белье.

      Лицо Джаспера мрачнеет. Он сглатывает и начинает великий путь на попятную.

      – Это случилось только однажды! Ты тогда проводила автограф-сессию в книжном. Мы вместе посмотрели хоккей – она тоже любит хоккей. Больше этого не повторится. – Он молитвенно складывает руки. – Прости меня, пожалуйста! Я так сильно тебя люблю!

      Мне хочется расплакаться. Мне хочется поверить. Поверить, что это был единичный случай, что это не важно, что он просто оступился.

      Но плакать хочет мое разбитое сердце, а не разум.

      Когда мой взгляд падает на билеты в рамке у него за спиной, на все его бесценные хоккейные причиндалы, разум велит глупому сердцу подержать его пиво, пока он со всем разбирается.

      – Я подумаю, – осторожно, ровно говорю я. – Но мне нужно несколько часов наедине с собой. – Выпячиваю нижнюю губу: – Ты же можешь сделать это для меня, милый?

      Он сразу же кивает, готовый пресмыкаться, и смотрит щенячьим взглядом.

      – Я очень не хочу, чтобы ты меня бросила! У нас так хорошо идут дела, мы вместе платим за аренду… Планы на жизнь и все такое, да, детка?

      Наши планы на жизнь не включали ни твой член в другой женщине, ни ее трусы в желудке моей собаки.

      Мне чудом удается не сказать это вслух, но я полностью разделяю желание всех женщин, что когда-либо жили, швыряться вазами, тарелками или кружками в бывших-изменников. Я этого делать не собираюсь. Нет, я ударю его по больному. Так же, как он ранил меня в самое сердце через мою собаку.

      – Понимаю. Я просто позанимаюсь йогой, – вру я.

      – Конечно,