сделать приятное, – эхом отозвалась его собеседница, и ее слова могут служить подтверждением их обоюдного признания тогдашней политической победы Деншера в беседе с тетушкой Мод.
Между этим событием и его отъездом в Нью-Йорк им – обоим вместе – необходимо было разобраться со множеством проблем, а вопрос, которого сейчас коснулся Деншер, оказался для Кейт важнее всего. Она глядела на собеседника так, будто он и правда поведал ее тетушке гораздо больше сокровенных деталей своей личной жизни, чем ей самой. Это – если так оно и было – настоящая катастрофа, забросившая его, вместе с тетушкой Мод, на полчаса, подобно чичероне и его жертве – туристке, на самую верхушку башни, откуда открывается – ни мало ни много – весь вид с птичьего полета на детские и юношеские годы Деншера за границей, на его мигрирующих родителей, на его швейцарские школы, его немецкий университет, что так легко привлекло внимание миссис Лоудер. Какой-нибудь человек, давал он ей понять, – человек их мира – заметил бы его сразу же благодаря многим из этих пунктов; человек их мира – если у них действительно имелся свой мир – неминуемо прошел бы суровую школу жизни в Англии. Однако было не менее восхитительно исповедаться о своем прошлом женщине: женщины – это факт – обладают благословенно бо́льшим воображением для восприятия таких отличительных черт и благословенно большей симпатией к ним. Сейчас и Кейт проявила как раз столько того и другого, сколько могла потребовать история Деншера: когда она выслушала ее с начала и до конца, она заявила, что теперь более, чем когда-либо раньше, она поняла, за что она его любит. Ведь и сама Кейт, ребенком, жила довольно продолжительное время на другом берегу Канала, а вернувшись домой, все еще ребенком, подростком участвовала в кратких, но неоднократных отъездах матери в Дрезден, во Флоренцию, в Биарриц: это были слабые и дорогостоящие попытки экономить. Из заграницы Кейт вынесла стойкий – хотя обычно холодно выражаемый (она всегда инстинктивно избегала дешевых восторгов) – культ заграничного. Когда ей открылось, насколько больше заграничного таилось в Мертоне Деншере, чем он до сих пор побеспокоился для нее каталогизировать, она смотрела ему в лицо почти так, будто он – воплощенная карта континентальной Европы или прелестный подарок – восхитительное новое издание знаменитого путеводителя Джона Марри. Деншер вовсе не имел намерения хвастаться, скорее он намеревался привести аргументы в свое оправдание, хотя в беседе с миссис Лоудер ему еще хотелось кое-что ей объяснить. Его отец служил британским священником в чужих землях, в двадцати английских поселениях; иногда на постоянной должности, иногда – на временной, и многие годы ему необычайно везло: никогда не приходилось ждать очередного назначения на место. Поэтому его карьера за границей была непрерывной, а так как его жалованье никогда не было велико, он смог дать своим детям образование лишь за самую малую плату, в школах, находившихся ближе всего к дому, что позволяло еще экономить на железнодорожных билетах. Далее выяснилось, что