во зле, о всех людях, а не только об избранных[307] Молится и Моисей:
Прости им грехи, а если не простишь, то изгладь и меня из книги Твоей. (Исх. 38, 18.)
Молится и Брат человеческий о братьях Своих: их простишь, – и Меня; их казнишь, – и Меня.
В сердце его столкнулись, противоборствуя, две величайших силы, какие только сталкивались когда-либо в человеческом сердце: любовь к Богу – любовь к миру. «Выбери одно из двух». Прежде чем здесь, во времени, – там уже, в вечности, выбрал.
Первая воля к жертве – чья. Отца или Сына? Молятся или кощунствуют Офиты-Наассеяне, когда отвечают на этот вопрос:
И сказал Иисус: Авва, Отче!
зри, как страдает Душа,
далеко от Тебя, на земле;
хочет от смерти бежать,
ищет путей, – не найдет.
Отче! пошли же Меня.
Я пройду через все небеса,
к людям на земле сойду,
тайны открою им всe —
путь сокровенный к Тебе.[308]
XIX
В тело – темницу – заточена душа за какую-то великую вину, —
напоминает Климент Александрийский учение орфиков.[309] «Все мы живем в наказание за что-то», – напоминает и Аристотель, кажется то же учение.[310] «Грех человека величайший – то, что он родился» (Кальдерон), – сын ушел от отца. Только один Человек в этом грехе неповинен: Сын от Отца не ушел, – Он послан в мир Отцом. Но вот, и Он «возмущается духом»: «Авва, Отче! избавь Меня от часа сего». Не было ли, и до Гефсимании, в жизни Его таких минут человеческой немощи, когда Он тосковал и ужасался: «Авва, Отче! Кто же от Кого ушел, – Ты от Меня, или Я от Тебя?»
Этой муки Его мы никогда не узнаем, может быть, потому, что не хотим знать, боимся этого слишком человеческого в лице Его, в жизни и смерти, а не зная этого, никогда не полюбим Его, как надо любить; не поймем, что значат у таких людей знающих, – любящих Его, как Павел и Франциск Ассизский, крестные, на руках и ногах, язвы, «стигматы»; никогда не поймем, что значит на всех земных путях несмолкаемая жалоба: «вы, проходящие, скажите, кто так страдал, как Я?».
XX
Знал ли Отец, на что идет Сын? Бог «всеведущ», – не значит ли, что Бог все может, но не все хочет знать, чтобы не нарушить свободы человеческой, потому что только свобода есть мера любви божественной?
Кажется, в таинственнейшей притче о злых виноградарях есть намек на то, что Отец не хочет знать, что сделают люди, когда придет к ним Сын.
Что Мне делать?
говорит господин виноградника, после того, как всех посланных им, чтобы принять плодов от виноградарей, избили те и выгнали:
Что Мне делать? Сына Моего пошлю, возлюбленного, может быть, увидев Его, постыдятся (Лк. 20, 9–16; Мк. 18, 1–9.)
В этом-то «может быть» и вся «агония», смертное борение человека Иисуса, – то, в чем Он больше всего людям, братьям Своим, – Брат. Вот, что значит: «Кто не несет