истинных духов и захватило лес. Не он лежит перед нами, а нечто иное.
Элена подошла к Эр’рилу поближе.
– Да кто способен на такое? – Ее глаза широко распахнулись.
– Я не… – Ни’лан осеклась.
Казалось, воображение, потворствуя ее желанию расслышать шевеление духа, сыграло злую шутку: на мгновение почудилось знакомое прикосновение. Легкое покалывание за ушами развилось в едва различимую мелодию – словно зазвонили на ветру хрустальные колокольчики. Она не смела надеяться, но уже в следующее мгновение дуб потянулся к ней, словно пытаясь вынырнуть из ядовитого моря.
Старец страдал от невыносимой боли, но все же он был жив.
– Ни’лан? – робко окликнула Элена.
– Тише, он очень слаб.
Отвернувшись от обеспокоенных спутников, нифай положила руки на шишковатый ствол.
«Приди ко мне, старик, – взмолилась она. – И да придаст тебе сил песнь моя».
Женщина тихонько затянула знакомую с детства мелодию. Осторожно, словно опасаясь чего-то, дух приблизился к ней. Ни’лан распахнула душу: «Увидь мой свет, не бойся». И тут он откликнулся – едва различимый шепот постепенно превратился в полный отчаяния страстный крик. Как давно дерево не общалось с собратьями? Песня, сплетаясь с мелодией Ни’лан, обняла ее, словно руки давно потерянного друга. Однако нифай чувствовала: в некогда могучем великане жизнь почти угасла. Красивая, исполненная звучной глубиной, какая приобретается только по прошествии многих зим, песня стихала с каждой нотой. Дух дерева отдавал последние силы на разговор с ней.
Ни’лан не могла допустить, чтобы его усилия пропали даром.
Она запела в унисон его мелодии боли и потерь, умоляя: «Поведай, что случилось с теми, чьи корни сплетались с твоими, древний. Нам необходимо знать».
Старый дуб звучал, но голос его таял: «Орда».
О чем он?
Ни’лан умоляла объяснить, описать злодея, но тщетно: единственный свидетель тех событий быстро ускользал в небытие. Она попыталась вернуть его целебной мелодией надежды, но напрасно – старый дуб умер, оставив в ее сердце лишь отзвук своей песни. Ни’лан прижалась лбом к стволу.
«Да дарует тебе Добрая Матушка мир и покой», – простилась нифай. Однако, когда старик уже уплывал в пустоту, она уловила последний четкий образ.
Потрясенная предсмертным посланием дуба, Ни’лан вздрогнула и отпрянула от дерева. Нет! Только не это! По щекам катились слезы.
– Что? – спросила Элена.
Ни’лан попыталась заговорить, сражаясь с непослушным языком. Какой тусклой и серой казалась людская речь в сравнении с полнозвучной мелодией корней. Она тряхнула головой, отгоняя оцепенение.
– Мы должны…
– Назад! – Эр’рил схватил нифай за плечо и оттащил от ствола.
Приплясывая на месте в попытке сохранить равновесие, она обернулась на то, что так напугало станди, и ее рука метнулась к губам в приступе отвращения: едва дерево испустило дух, желтые наросты зашевелились с мерзким жужжанием.
– Назад,