что его позовут назад, царевна Татьяна тоже того же ждет, а потому совершенно невыносима. Выедает царице мозг, чтобы та на мужа повлияла, ну и ее сестрам достается. А как царица повлияет? У нее самой номер десятый…
Но на обстановку это все равно влияет. А кому разгребать конфликты и проблемы? Да царице. А она еще, как нарочно, рожает одних девок – и муж шипит гадюкой.
Софья не удержалась. Подобралась поближе, положила матери руку на колено.
– Се бует холосе, мама…
Перевод женщинам не потребовался. Мария вздохнула, вытерла слезинку. Хоть и не любила она Софью, но… тут и от ребенка ласковое слово приятно услышать.
Вскоре женщины разошлись, а Софья отправилась к себе. Сидела, думала, жалела, что нет бумаги. Ей бы сейчас хоть заметочки написать… все равно никто не поймет, о чем она… Хотя – цыц!
Не стоит думать, что тут все идиоты. Она же разобралась со старославянским? Разбирается, во всяком случае. Значит, и на ее записи умники найдутся, невелика проблема.
И начнется. Языческие письмена или сатанизм, что тут больше на слуху… нет уж. Тренируй память, мелочь с ушами.
Уже ночью, лежа у себя, Софья пыталась вспомнить все, что знала о расколе.
Однозначно, был протопоп Аввакум и боярыня Морозова. И ее то ли сожгли, то ли в монастырь заточили – хвост ее помнит. В памяти только картина, где полностью озверевшая тетка воздела вверх два пальца, а вокруг толпа народа.
Но вроде как… Софья изо всех сил напрягала память, вспоминая, что говорили на уроках. Было ведь, было… однозначно – судил Морозову царь Алексей Романов. И его еще уговаривали пощадить тетку, мол, баба-дура, но он отмахивался. Мол, хоть она и дура, это понятно, но достала она меня до последней крайности. Вот и пусть огребет.
И был этот Алексей отцом Петра, которому и оставил в наследство раскол. Софья кусала губы. А ведь из глубины памяти и кое-что другое выплывало.
А именно – роман Толстого «Петр Первый». Читать женщина не любила, но… кто бы нас спрашивал? Пришлось в свое время одолеть, и она помнила, что у Петра были контры со старшей сестрой. Софьей, ептр!
Пальцем тыкать надо – или сама догадаешься?
Кажется, она наконец определилась, где и когда. Но если кто-то скажет, что это доставило женщине удовольствие, – плюньте ему в наглую рыжую морду. Два раза. Софья смотрела в цветные стеклышки окна – и в голове мерно отщелкивали невидимые костяшки четок.
Я – Софья Алексеевна.
У меня будет брат Петр, с которым я буду бороться за власть.
Он победит и меня убьет. Или заточит в монастырь? Я не помню сейчас, не помню… Помню только, как он рубил боярам бороды и как воровал Меншиков. Но вот что стало со мной в том мире?
Что стало со мной в будущем, и как мне поступать, чтобы этого избежать?
Не знаю, ничего не знаю, и не спросишь, не прочтешь…
Приступ отчаяния длился недолго, слишком уж нехарактерно это состояние было для женщины. Пусть тело детское – разум в нем вовсе не маленький. Вскоре Софья успокоилась, вытерла противные слезы – надоедливая реакция