енных мест под натиском сильных зимних морозов и бесконечных летних пыльных бурь, всё больше прижимаясь к берегам реки Яксарт. Люди теснились на небольшой территории, вынужденно вступая между собой в кровопролитные стычки за каждый клочок живой земли, чтобы любой ценой отстоять его для сохранения жизни своим потомкам. Попытки вождей хоть как-то повлиять на ситуацию были тщетны и со временем почти прекратились. Наступил период хаоса. Всё чаще средь тревожных ночей слышались звуки сражений. Кто-то вновь совершал набег на соседнее с ним поселение, вырезая там своих собратьев, угоняя остатки их скота, ставшего бесценным после столь продолжительного мора. Никакие призывы умудрённых старцев к благоразумному поведению не могли остановить доведённых до отчаяния голодных саков. Всюду текла людская кровь, и уже никто не обращал внимания ни на принадлежность к тому или иному племени, ни на родство между собой. Наступило дикое время главенства силы над разумом.
Мужчины уже не предавались воспоминаниям о былых достойных временах, а женщины уже не верили в то, что в скором будущем произойдут добрые перемены в их жизни и особенно – в судьбах их детей. Казалось, все люди забыли о том, кто они есть на самом деле, о том, что можно думать и поступать иначе, нежели они дозволяли себе теперь. Мольбы о ниспослании покоя и еды, еды и покоя заслонили все другие помыслы и слова. Каждый неистово и исступленно шептал их и наяву, и во сне, но уже не всякий задумывался об их истинной сути. Для этого попросту не хватало сил, всецело потраченных на борьбу за выживание, отнятых противостоянием, доведшим до крайнего истощения. Очерствевшие души существовали в изможденных телах сами по себе, словно и не были никогда с ними единым целым.
Часть первая. «…И бывали дни безверия и отречения»
329 год до н. э.
Глава первая
Одинокий всадник находился на самой вершине высокого холма. Шквальный ветер своими мощными порывами едва не сдувал с ног его скакуна, налетая с каждым разом всё сильнее, словно не желал встречать на своём пути даже такую, казалось бы, ничтожную преграду. За долгих четыре года этот страшный посланец небес изрядно нагулялся на бескрайних степных просторах, разметая всю живность, подгибая её под себя, зачастую забирая людские жизни, но не насытившись ещё вдоволь и продолжая свои неустанные жуткие игрища.
– Чем же мы провинились перед тобой, о великое небо! Когда ты вновь обуздаешь и вернёшь к себе своего слугу потешаться с облаками и оставишь в покое нашу многострадальную землю? В зимы он иссекает нас снежными иглами. Летами же избивает нас песчаными бурями. Будет ли этому конец? Жизнь едва теплится в степи. Уже почти нет скота. Людей скоро тоже не станет. Они и так едва не лишены разума, а ты всё продолжаешь насылать на их бедные головы этот бесконечный ветер, – шептал всадник, взирая сквозь бурю на небосвод.
Всадник оглянулся. Внизу, в сплошной пыльной завесе, словно в густом тумане, медленной вереницей продвигались полторы тысячи кибиток. Изредка до его слуха доносились поскрипывания огромных деревянных колёс и хлопки старых дырявых пологов. По бокам, управляя уставшими волами, сильно пригибаясь под ветром, шли мужчины. Под натянутыми шлемами их лица, так же как и у него, были прикрыты до самых глаз тряпичными лоскутами. Впереди обоза находилась сотня конных воинов. Позади тянулся небольшой табун лошадей. Чуть поотстав от него, двигались тридцать шесть сотен войск.
«Да, мало нас осталось. Если в это лето не закончится ненастье, то до следующего никого уже не будет в живых», – подумал всадник.
Он осторожно спустился с холма и направил скакуна вдоль кибиток, стараясь рассмотреть сидящих в них женщин и подростков. Стариков и младенцев не было. Первые уже все вымерли, а вторые почему-то не рождались в эти годы. Проследовав до передовых воинов, он велел сотнику выслать вперёд отряд дозорных, дабы те осмотрели всю округу и нашли подходящее место для ночёвки.
– Вот что, сотник, здесь недалеко должно быть заброшенное поселение. Пусть дойдут до него. Там наверняка есть колодец. Он очень нужен нам, – всматриваясь вдаль сквозь пелену пыли, произнёс он.
– Слушаюсь, правитель, – тот склонил голову, стегнул плёткой коня и подлетел к ожидавшим его воинам.
Десятник, внимательно выслушав его, тут же умчался со всеми своими людьми, растворившись в наступающих сумерках.
Бывший стан одного из вождей массагетских племён встретил путников унылой опустошённостью. Даже в темноте, выделяясь своими чёрными бесформенными силуэтами, проглядывались давно обрушившиеся строения, издали напоминающие по своим формам больше нагромождения низких скал, нежели людские творения. В двух местах уже горели костры, разожжённые дозорным отрядом. Их тусклый свет всполохами освещал ближние к ним руины, отчего те обретали необычный жёлтый цвет. Между ними на довольно большой площадке поставили в круг кибитки. Недалеко от них, окружённый со всех сторон низкими повалившимися стенами, был большой загон для скота, куда и впустили совместно со всеми лошадьми распряжённых волов. Из скудного запаса для них набрали немного пшеницы и ячменя. Женщины с детьми засуетились, разжигая костры.
– Правитель,