убедился в их исполнительности. Несколько бунтарей были прилюдно казнены. Народ смиренно притих.
Пролетело ещё два страшных года, унесших с собой жизни почти половины всего населения. Из живности осталась лишь треть лошадей. Больше ничего не было. Среди прошедшей последней зимы, несмотря на все предпринимаемые меры, всё-таки случилось первое ожесточённое сражение между племенами массагетов и тиграхаудов. Кровь лилась рекой. Неимоверным усилием Дассарии удалось успокоить саков, но все его старания так и не привели к миру. Теперь в их душах зародилась кровная вражда, и при такой неразберихе трудно было понять, кто из них прав, а кто виноват. В бойне полегло почти двадцать тысяч воинов. После такого небывалого массового столкновения некоторые из вождей, избегая его повторения и не желая больше находиться рядом с остальными, увели остатки своих племён неизвестно куда.
Неожиданно к сакам подступила и другая беда. В этот же год с самого наступления весны в соседнюю с ними Согдиану из области Бактрия внезапно вторглись полчища македонянина Александра – грека Ксандра, как нарёк его степной народ. Он осадил и вскоре захватил её главный город Мараканд. В начале лета часть его войск уже подошла к берегам реки Яксарт, к её самому южному изгибу. Не вступая с ними в сражение, верховный вождь массагетов и тиграхаудов Дассария отступил на северо-запад своих земель – слишком неравны были силы. Почти каждую ночь неожиданно снимались со стоянок и, не прощаясь с ним, уходили вожди, возглавляя своих людей. Описав полукруг и вновь вернувшись к восточным землям, где прежде, ещё при его деде Дантале, проходила граница с тиграхаудами, которых тот завоевал и покорил при последнем своём сражении, не доходя до нижней излучины Яксарта, царь Дассария остановился. Он упорно не хотел покидать исконно сакские края.
На заре Чардад пробудился и вскочил на ноги, разминая тело. Дассарии у костра уже не было. Оглянувшись по сторонам, Чардад увидел его стоящим на стене загона и смотрящим куда-то вдаль. Без шлема он выглядел как-то иначе, не столь сурово, более привычно и даже обыденно. Его длинные золотистые волнистые волосы сильно развевались на ветру, отчего он часто поправлял их, убирая с лица. Чардад, как и все, уже давно привык к его довольно странному виду, не характерному для чернявых саков. Он знал о том, что такой цвет волос достался Дассарии от его бабушки, гречанки по происхождению, но почти всю жизнь проведшую здесь, в степи. Из рассказов своего деда он помнил, что все саки называли её царицей Аритией Златовласой, и сейчас, глядя на её внука, он пытался представить, как могла она выглядеть, но ничего из этой затеи у него не получалось. Перед его глазами сразу возникал облик Дассарии. Подойдя к нему, Чардад спросил:
– О чём задумался, правитель?
– Да так, Чардад, о разном. Никак не могу поверить, что во всех этих необъятных просторах мы не найдём своих людей. Куда они разбрелись? Мы столько прошли, а ни одной живой души не повстречали