Королевский опал – 0,5 по шкале Майнца-Ломоносова, – зевок.
Сержант неуверенно мотнул головой и уставился на стену, с которой он брал данные. Стена была украшена инкрустацией из драгоценных и полудрагоценных камней, в центре которой имелась октограмма из восьми основных кристаллов. И девятый находился в центре схемы. Только вот, он все то время, что сержант дежурил на этом посту, был мертвым. Остальные камни на стене светились с разной степенью интенсивности, которую и определял сержант по специальным таблицам. Интенсивность измерялась по той самой шкале Майнца-Ломоносова.
Сержант не знал этого, но стена, с которой он работал, была очень древним артефактом. Артефактом, связанным с центральным алтарем императорского дворца, в котором главы кланов и родов приносили клятвы верности империи. Инкрустация на Стене примерно показывала распределение магических способностей конкретного клана или рода-семьи и суммарную силу ограненных направления, если они принадлежали к семье, давшей клятву.
Королевский опал раньше не светился. Обычные опалы на краях схемы были и излучали свои 0,1 – 0,3 по упомянутой шкале. А этот – нет. Не светился он уже четыреста с лишним лет. На схеме было и еще несколько потухших камней, но они так и оставались мертвыми. Сержант почесал затылок. Зевнул. И продолжил внесение показателей интенсивности по списку. Не его это дело.
Чиновник из Министерства по делам ограненных, просматривающий ежедневный отчет, пропустил появление нового показателя мимо глаз. И только министр, получивший еженедельную сводку, и внимательно ее просмотревший, увидел наконец странную аномалию. Но произошло это не сегодня.
Кирилл вскинулся, еще крепче сжал мою руку, и, заикаясь, спросил:
– Оолег? Олег, тты?
Я попытался прогнать с лица торжествующую усмешку:
– Кирилл, что происходит? Я помню грохот, а потом… Где я?
Так, надо добавить в голос неуверенности. И дрожи.
Мужик справа от меня дернулся и с расширенными глазами кинулся колотить в крышу машины, с криком:
– Он очнулся, доктор, очнулся, глаза открыл. Говорит!
Лекарь выглянул в овальное окошко, посреди перегородки салона с кабиной.
– Миша тормози! Тут у нас чудо Силы, парень в себя пришел.
Мобиль остановился. Кирилла отодрали от моей руки, в которую он вцепился как зерг в крестьянина. Я, между тем, сел на носилках, высота потолка позволяла. В откатившуюся правую дверь протиснулся лекарь и сразу попытался меня уложить обратно. Однако я не дал ему этого сделать, и поморщившись пожаловался:
– Голова болит. И кружится. Что со мной. Где я?
– Сила! – Пробормотал ошеломленный лекарь, – оно разговаривает! Ты в курсе, парень что у тебя череп пробит, и дух твой уже давно должен бежать к перерождению, сияя гранями?
– Не думаю что пробит, возразил я. Но помощь мне бы не помешала. Вы кто вообще?
– Алексис Ноберт меня зовут.