Можно ли считать теософию откровением?
Теософ. Никоим образом – даже в смысле нового и непосредственного откровения со стороны неких высших, сверхъестественных или, по крайней мере, сверхчеловеческих существ; но только в смысле «снятия завесы» со старых, очень старых истин для умов, ранее пребывавших относительно их в неведении, и не знавших даже о самом существовании и сохранении этих древних знаний.[11]
Спрашивающий. Вы говорили о «гонениях». Если теософией представлена истина, как она есть, то почему её встречают таким сопротивлением, а не всеобщим признанием?
Теософ. Опять же по многим и различным причинам, одна из которых – ненависть людей к «нововведениям», как они это называют. Эгоизм по сути своей консервативен и терпеть не может, когда его беспокоят. Он предпочтёт уживчивую, нетребовательную ложь величайшей истине, если последняя требует пожертвовать хоть толикой комфорта. Сила умственной инерции огромна, если только что-либо не сулит немедленной выгоды и награды. Наш век в выдающейся степени бездуховен и прозаичен. К этому добавляется незнакомый характер теософических учений и сложная природа доктрин, некоторые из которых прямо противоречат многим человеческим предрассудкам, взлелеянным сектантами и въевшимся в самую сердцевину популярных верований. Если мы прибавим к этому личные усилия и высокую чистоту жизни, которые требуются от тех, кто хотел бы стать учениками внутреннего круга, а также очень ограниченное число готовых следовать нашим правилам, требующим полного бескорыстия, станет понятно, почему теософия обречена на такое медленное продвижение и такой трудный подъём. По сути это философия лишь для тех, кто страдал в трясине жизни и потерял всякую надежду выбраться оттуда иным способом. Более того, история всякой системы веры или нравственности, впервые высаженной на незнакомую почву, показывает, что её первые ростки встречали все препятствия, которые только могли учинить мракобесие и эгоизм. Воистину, «венец новатора – терновый венец!» Разрушение старых, изъеденных жучками зданий никогда не обходится без некоторой опасности.
Спрашивающий. Всё это, скорее, относится к этике и философии Теософического Общества. Можете ли вы дать мне общее представление о самом Обществе, его целях и уставе?
Теософ. Это никогда не держали в секрете. Спрашивайте, и вы получите точные ответы.
Спрашивающий. Но я слышал, что вы связаны обетами?
Теософ. Только в тайной (arcane) или «эзотерической» секции.
Спрашивающий. И всё-же, некоторые члены, покинув вас, не считают себя связанными этими обязательствами. Правы ли они?
Теософ. Это свидетельствует о том, что их понятия о чести несовершенны. Каким образом могут они быть правы? Как хорошо сказано в журнале «Path», нашем теософическом органе в Нью-Йорке, о таких случаях: «Представьте, что солдата судят за нарушение присяги и дисциплины и увольняют со службы. В своём гневе на правосудие, хотя о наказаниях он был предупреждён,