поживешь, может и закроешь пару порталов с отрядом. Не более.
– Ага, – глубокомысленно пробормотал я, подтягивая к себе сумку с злой как собака Фелицией, с которой только что встали, – А те писари, которые не Маламедов, они народ пожирнее обслуживают?
– Точно так, – блондин и не думал на меня оборачиваться, – к Кускову записываются самые знатные из местных, им ни крова, ни книги, ничего не понадобится. К Литвинову нормальные иностранцы и те, кто из наших победнее. Им льгота на чернокнигу полагается. А тебе, значит, к Маламедову! Все! Помоги спуститься!
Экий информативный засранчик, покачал я головой, спуская блондинчика вниз. Причем, обижаться на него не получалось, внутри давно уже вызрела уверенность, что человек, который одевается настолько дорого, сейчас проявил чудеса толерантности, выдержки и дружелюбия.
Правда, после того как я пристроился тому же блондину сзади в очереди, ведущей к Литвинову, тот на меня покосился с изрядным сомнением в моих умственных способностях… а потом удивленно хрюкнул при виде гримуара, изрядно нагретого его собственным задом. Фыркнул, отвернулся с надутым видом.
Трап несчастный.
– Дорогов Винниамин Андреевич. Чернокнига. Остального нема.
– Смотрим-смотрим, Винниамин Андреевич, – писарь делал приглашающий жест на квадратную плиту полосатого камня, куда желающий поступить клал свой гримуар, если тот у него имелся. Плита показывала что-то писарю, тот это объявлял, после чего процесс регистрации продолжался с уточнениями. В основном, насколько хватало моего слуха, книги котировались в ранжире от одной до дюжины «цепей». Тем, кто пришел с книгой, оцененной в 1-3 «цепи» шёл отказ, так как минимальный уровень, «штамповка» от империи Русской, имела значение в четыре «цепи».
– Не годится ваша книга, господин Дорогов, – строго глядел писарь на переминающегося с ноги на ногу парня, – Две цепи всего лишь. Общую брать будете или здравия вам в пути назад желать?
– Буду брать…, – гудел парень, бормоча про себя, мол как это две цепи всего лишь? Родное же, от дяди покойного досталось.
– Записано и заверено, господин Дорогов. Извольте присягу студенческую.
Ну, полгода в Астрахани, это тебе не в Омске, думал мудрый я, стоя за блондином. Наконец, подошла и его очередь.
– Лариненов Константин Георгиевич! – быстро пробормотал мой карманный бывший собеседник, шлепая на плиту тетрадь черного цвета. С черными же страницами, что мне, поверх головы компактного худого блондина, было прекрасно видно.
– Дюжина? – редкие брови Литвинова, мужчины хоть и интеллигентного, но насквозь бюрократического образа, взлетели на середину лба, – А вы, господин Лариненов…
– На полный кошт! – тут же протараторил блондинчик, – Пишусь на полную, за оружие, за проживание, за форму.
Мы аж с писарем переглянулись. Там даже ежу было бы понятно, что одной рубашкой (да откуда я это понимаю?!!! Я что, ёж?!!!) блондин мог бы покрыть весь нехитрый скарб абитуриента,