главы правительств многозначительно переглядывались, стараясь скрыть свои улыбки. Впрочем, к заметному облегчению Эйзенхауэра Хрущев не стал настаивать «на приеме СССР в НАТО».
В перерывах между заседаниями Хрущев несколько раз оживленно говорил с Эйзенхауэром. В целом – на личной основе – к концу совещания у них появились даже взаимные симпатии. Эйзенхауэра пригласили «побывать в Советском Союзе».
Хрущев по-своему ценил порядочность Эйзенхауэра. Известно его высказывание впоследствии на одном из заседаний политбюро: «Я не берусь судить, насколько Эйзенхауэр годится быть президентом, об этом решать американскому народу, но как отец и дед я без колебаний доверил бы ему своих ребят в школе или детском саду». Но если оставить в стороне этот типично хрущевский юмор, то надо сказать, что Хрущев был уверен, что Эйзенхауэр не допустит крупной военной конфронтации между СССР и США. Тут он верил ему «как фронтовик фронтовику».
Тем временем личные отношения Молотова с Хрущевым все больше портились. В результате Молотов был освобожден от работы в МИД, хотя и оставался еще членом политбюро. На пост министра был назначен протеже Хрущева Шепилов, главный редактор газеты «Правда». Он привел с собой в секретариат сотрудников газеты, с которыми до этого работал. Я оставался в секретариате единственным «старожилом-мидовцем». Вскоре я попросил нового министра отпустить меня на оперативную работу, так как слишком много времени проработал в разных секретариатах. Он обещал это сделать, но лишь через несколько месяцев, когда его газетчики с моей помощью получат необходимый навык на новом месте.
Шепилов был полной противоположностью Молотова. Он был общителен, доступен, не догматик. Не в пример своему предшественнику слушал дельные советы и поощрял инициативу своих сотрудников. Недостатком его все же были известная поверхностность, отсутствие твердой системы собственных взглядов. Он чересчур полагался на экспертов, явно не желая тратить много времени на детальное изучение всех тех вопросов, которые ему докладывались. В результате на первых порах на заседаниях политбюро он подчас сильно «плавал», но постепенно стал осваиваться, пройдя непростую трансформацию от главного редактора партийной газеты до министра иностранных дел.
И все же его известная «раздвоенность» сказывалась при подготовке важных речей. Обычно в таких случаях – особенно в начале своей деятельности, когда, например, он возглавлял нашу делегацию на международной конференции в Лондоне по Суэцкому каналу, – он создавал две «команды». Одну – из знакомых ему журналистов, которые отличались броскостью слога и ярким литературным «стилем». Другая команда, в которую входил и я, – из профессиональных работников МИД. У них был сухой стиль, но зато их вариант выступления отличался точностью формулировок, достоверностью, документальностью. Из двух вариантов, которые ему предлагались, Шепилов и составлял свою речь. Правда, постепенно он стал отдавать предпочтение «профессиональному» направлению