под хранение трупов. Даже сходил на обед, где повеселевший после посещения фельдшера Евстафьев с аппетитом уплетал щи, заедая их щедрыми кусками ржаного хлеба.
А Алексей механически ел, не замечая вкуса еды.
– Ты чего, лейтенант, смурной такой? Из-за самоубивца этого? Да не переживай, нашей вины тут нет. Сам он себе глотку распорол. Еще и окно разбил, паразит, как теперь работать, просквозит ведь от ветра.
Савельев вдруг резко спросил напарника:
– Нет нашей вины, вы уверены? Вы так думаете, что в его решении нет нашей вины? Грошев ведь не думал, что по возвращении его будут мучить допросами. Он не рассчитывал, что станет преступником на своей родине. Почему вы не допускаете, что он и правда хотел как лучше? Разве он не хотел вернуться назад и быть полезным советскому государству? Грошев же рассказывал, что только поэтому формально согласился на сотрудничество с абвером! Что, если он говорил искренне, а мы ему не верили – и от нашего недоверия он потерял надежду?
Капитан Евстафьев вытер рукой лоснящиеся от жирного супа губы:
– Молод ты еще, Савельев. Потому и веришь каждому проходимцу, кто умеет слезу пустить. У таких, как он, ни стыда, ни совести нет. Ты вообще знаешь, что наша контрразведка смогла предупредить операцию «Длинный прыжок»? Знаешь, что за операция? Гитлеровские агенты готовили покушение на лидеров «большой тройки», Сталина, Рузвельта и Черчилля во время конференции. Хотели прямо на мирных переговорах ликвидировать руководителей стран, которые за мир, за победу! После такого как этим перебежчикам можно верить? Пускай спасибо скажут, что не ставим к стенке без суда и следствия. Хотя им только такое и положено по законам военного времени!
Толстый палец почти ткнул Савельева в грудь:
– Ты жалость эту убирай. На нашей службе она ни к чему. В СМЕРШ надо людей видеть насквозь, всю их гниль, слабость! Подлецов кругом много развелось, так и норовят и нашим, и вашим служить. Если будешь каждому верить, то ни одного власовца на чистую воду не выведешь, – тяжело крякнув, Никодим поднялся из-за стола. – Там уборка в кабинете идет. Сегодня работу провести не получится. Ты проследи там, посиди, чтобы все хорошо отмыли. А потом запрешь дверь. Я в казарму, мне доктор велел отлежаться сегодня. Здоровье ни к черту стало из-за этих предателей да шпионов. Расшатали мне все нервы. А ты им в рот глядишь.
С этими словами Никодим тяжело пошагал к выходу.
Его молодой напарник так и остался сидеть в тяжелых раздумьях, склонясь над тарелкой. Молодому мужчине было муторно на душе от мысли, что этого могло бы не случиться, доверяй они чуть больше словам Грошева.
После обеда младший лейтенант Савельев вернулся в кабинет. Однако здесь полным ходом шла уборка: звенели ведра, пахло хлоркой и загустевшей кровью, звонко шлепали мокрые тряпки, а плотник бурчал что-то под нос, примеряясь к разбитому окну. Алексей сгреб со стола все бумаги – протоколы допросов и личное дело Грошева, – пристроился в коридоре на подоконнике, чтобы снова перечитать те сведения, что раз