к звездам. Там, в холодной вышине космоса, они радостно воссоединялись и горько оплакивали сотни лет разлуки. Увиденное завораживало и пугало. Если больные суставы ноют перед дождем, то как плачет разбитое сердце при виде ясной звездной ночи?
Черный Пес начал замечать, что свет не возникает сам по себе из ниоткуда, а имеет вполне различимые волны, если присмотреться. Шли они из окна, четко над его окном. Черный Пес стремительно помчался вон из палаты, бегом к лестнице, на второй этаж. Сияние окружало все вокруг, куда ни посмотри, да даже сквозь веки сочился всепроникающий свет, звонкий и ясный. Давно утерянное и забытое сокровище, неведомое и бесконечно родное. Волшебная жемчужина, затерянная под неподъемной толщей воды средь заросшего мертвого рифа.
На втором этаже стоял странный запах, созвучный с тем, чем веял свет от вишен, свет от кожи. Пес отворил дверь без звука, почему-то четко уверенный, что его ждут.
На кровати сидела девушка с крупными веснушками и длинными тонкими волосами. Мягкие мелкие волны окутывали сутулую куколку, одетую в длинное льняное платье. Босая, она сидела, поджав ноги под себя. Длинные худые ступни с розовыми от холода пальцами лежали чуть заходя друг на друга. Правая рука покоилась в повязке, крепко прижатая к груди. Подняв лицо, она уставилась глазами благородной русской гончей. Большие, выразительные медовые глаза без ресниц рассказывали намного больше, чем Пес осмелился бы спросить. Во взгляде читался немой упрек за медлительность.
– Зачем ты тут, если сама можешь исцелять? – спросил Черный Пес, кивнув на повязку.
Девушка кивнула на стол, стоявший у окна. На нем стоял серебряный круглый поднос и лежала пара маленьких кислых яблок. Свежие плоды в начале весны немало подивили Пса, но отчего-то он чуял, что настало время молча внимать. На плечи опустились легкие руки, усаживая за стол.
Пес обернулся через плечо, но никого не увидал. Точно из-под земли выросла палата с расписными стенами. Арки сомкнулись над головой. Духота мешалась с воздухом, напоенным пресладким медом, гарью и воском. Обернувшись обратно, Пес оказался на роскошном пиру. Длинная рыбина растянулась на медном блюде. Ароматный сок стекал под виноградные листья. В мисках блестели орехи в меду, румяные пироги пыхали жаром печи.
За столом сидели здоровяки, одетые в глухие черные рясы с холщовыми мешками на головах. Толстые пальцы, замызганные копотью, крепко держали длиннющие ложки или колья. Деревянный стук смешался с мычанием, звоном задетой посуды, пыхтением. Еда шмякалась на каменный пол, и ее размазывали здоровенные ноги, пока безликие верзилы толкались за право урвать кусок, который не смогут проглотить. Нанизанные куски мяса не достигали рта – слишком длинное древко. Здоровяки закипали гневом, алчно распихивали локтями сотрапезников и вновь пытались насытиться кушаньями, да все по-скоморошьи. Пес смотрел, завороженный. Взгляда не отвести. Вдруг к самому лицу поднесся острый кол, чуть не выколов глаз. То длинноволосая девушка, протягивающая с угла стола жареный