не по себе. И она даже решила немножко обидеться на Арсения. Если ему так хочется жить в таком доме, что даже все равно, с кем жить, то пусть они с Дианой хоть сегодня заселяются. Она, Фима, стоять на пути у их счастья не будет.
Ни Арсений, ни Диана о терзающих Фиму мыслях не подозревали. Они смотрели на гладкое полотно двери и медлили, собираясь с мыслями.
– Ну что? Звоним?
Звонок вызвал внутри квартиры некоторое перемещение. Там что-то упало, что-то забегало, а потом что-то выругалось высоким голосом.
– Откройте! Полиция!
За дверью забегало, загрохотало и заругалось еще активней.
– Если не откроете, то мы применим силу!
– А по какому вы поводу? – спросил тот же высокий голос, не поймешь, мужской или женский.
– Ольга Михайловна Бубнова – ваша знакомая?
– Да. А в чем дело?
– Она скончалась. По факту ее смерти возбуждено уголовное дело. Нам необходимо задать вам несколько вопросов.
Дверь немедленно открылась. На пороге стоял невысокий худощавый мужчина, лицо которого еще хранило остатки плохо смытого грима. Глаза были обведены. Губы накрашены. А с головы он как раз в этот момент снял парик, словно ему сделалось невыносимо жарко. При виде его абсолютно гладкой головы Фима ахнула. Лысина была такой блестящей, что от нее отражался электрический свет и на стенах играли зайчики.
Это был тот самый Селиван, который был им нужен. И сразу было ясно, что годков ему уже немало. Может, семьдесят, а может, и того больше. Но он держался молодцом, спина была прямая, хотя причиной тому мог быть корсет, туго облегающий его поясницу и верхнюю часть туловища.
– Наташа! – высоким и писклявым голоском произнес он. – Тут по поводу Оли пришли. Говорят, она умерла.
В квартире снова что-то упало. На этот раз это явно было что-то очень большое и тяжелое. Артист всплеснул ручками-прутиками и помчался на звук. Сыщики поспешили следом за ним.
– Наташенька! Что с тобой?
Они застали артиста, который хлопотал возле дамы, лежащей на полу в глубоком обмороке. Женщина еще даже не успела переодеться, на ней было все то же сиреневое платье, в котором она была на концерте.
– Наталья Платоновна, что с вами?
Селиван переживал больше всех.
– Родная моя! Красавица! Ну открой глазки, не пугай меня!
Он заламывал руки, бегал на кухню за водой, брызгал в лицо своей даме – все это, казалось, он проделывал в один момент. У Фимы от его мельтешения даже голова закружилась. Но усилия Селивана возымели успех, Наталья Платоновна приоткрыла глаза и пошевелила правой рукой.
– Она ожила! Все в порядке!
Но Селиван радовался рано. Женщина была бледна, левая часть туловища ей совершенно не повиновалась. Рука и нога оставались неподвижны. И самое скверное – рот перекосило. Левый угол остался недвижим, и из него вниз уже потянулась тоненькая ниточка