это? – с испугом спросил мальчик.
– Барханы поют.
– Барханы? – паренек округлил глаза. – Как барханы могут петь?!
– Не знаю, – Саргон пожал плечами, – местные говорят, что это кричат души умерших, погребенных песками пустыни. Ведь они так и не нашли себе достойного упокоения.
Мальчика пробил озноб. То ли от холода, то ли от страха.
– А они нас не тронут?
Мулат вяло улыбнулся:
– Надо бояться живых, а не мертвых. Все хорошо. Тебя я в обиду не дам. Ни духам, ни гиенам.
– А тут гиены водятся?
Джехутихотепа сейчас слабо интересовали обитатели пустыни, но он хотел поскорее отвлечься от этого жуткого воя и перевести разговор в другое русло.
– Встречаются, – Саргон размял кисти, – но на людей нападают редко. Если только не обезумят от голода.
– Ты говорил, что твоя мама боится гиен, – вспомнил мальчик.
– Точно.
– А ты сам?
– Нет. Я знаю, как их одолеть.
– Хорошо, коли так.
Паренек выдохнул. Он начинал понемногу успокаиваться и привыкать к жуткому вою, временами долетающему до привала. К тому же уверенность спутника передавалась и ему. Тем не менее он продолжал с опаской посматривать в сторону дюн, силуэты которых виднелись в сумраке.
Саргон воздел глаза к небу:
– Пожалуй, надо спать. Встанем пораньше, пока зной не наступил. А к вечеру уже доберемся до Хазеты.
– Да, твоя правда, – согласился Джехутихотеп, а затем внезапно спросил, – помнишь ты сказал, что все чего-то боятся?
– Угум.
– Кажется, меня пугают эти поющие барханы… а чего боишься ты?
Мулат пристально посмотрел мальчику в глаза, и пареньку от этого стало неуютно. Он поежился.
– Неизвестности, – молвил Саргон.
– Неизвестности?
– Да. Когда я иду вслепую и не знаю, чего ждать.
– Понимаю тебя, – Джехутихотеп отвел взгляд.
– Мне не нравится, как ты от меня что-то скрываешь.
– Я ничего не скрываю, – возразил мальчик, продолжая смотреть в сторону.
– Ты умен, но врешь неумело.
Паренек насупился, но промолчал. Лишь плотнее завернулся в плащ.
– Почему ты не хочешь говорить о родителях? Кто они?
– Это не так чтобы важно.
– Раз неважно, так расскажи, – хмыкнул мулат.
Паренек снова не ответил.
– В какое дерьмо ты меня впутал?
Джехутихотеп вздрогнул:
– Я тебя ни в какое д… дер… не впутывал я тебя ни во что. Честно!
– Тогда скажи мне правду.
Тот вздохнул:
– Мой отец помощник джати в Уасет…
– Это я уже слышал, – резко перебил Саргон и нахмурился, – давай ты расскажешь что-нибудь другое.
Джехутихотеп, наконец, повернулся к нему и посмотрел прямо в глаза. Мулат увидел на этом юношеском лице отстраненное выражение и упрямую решимость сохранить свою тайну.
Мулат задумался.
«Во