и небрежно пихает в задний карман, тушит сигарету в массивной рубиновой пепельнице и направляется в прихожую. На нём узкие светло-голубые джинсы и майка, местного футбольного клуба, которая ему явно мала. Он скидывает газеты на пол, берёт одну из пластинок так, как это делают девушки во время объявления раундов в боксе, но с присущим ему «изяществом». Комплекция Рика – на грани выбора: ты либо перестаёшь носить обтягивающие вещи, либо меняешь свой образ жизни в корне. Но Рик любит пограничные состояния.
– Свежак! Последний альбом «Рокси», понял? Наверное, знаешь их, поставлю позже. – Рик берёт другую пластинку. Показать и убрать – всегда быть на пике интереса к себе.
Издалека видно название Survival на фоне пёстрых картинок. Он вандально раздирает плёнку, достаёт пластинку, конверт кидает на стол. Из конверта специфически пахнет типографской краской. Разглядываю вкладыш – несвязные исторические фотографии с темнокожими военными, женщинами в традиционных нарядах и бодрым парнем в кепке. Похоже, что-то революционное. Теперь ясно. Обладая весьма консервативным вкусом, ничего, кроме хвастовства и шума, я от Рика не жду. Обычно бывает так: он ставит что-то громкое, а я сижу и не двигаюсь, прикидываясь мёртвым жуком, – жду, пока выключит. Чаще всего ему хватает одной стороны пластинки, чтобы успокоиться.
Рик кладёт пластинку на полосатое кресло с пухлыми наростами на спинке. Наросты – такое слово вряд ли используют, рекламируя мебель или что-либо вообще. Но иначе не назовёшь. Специального шкафа нет, и пластинки просто лежат рядом на полу стопкой. В квартире вообще нет ничего специального, всё напоминает импровизированный склад выставки, где временно поселились арт-оккупанты. Рику этот термин подходит, а ассоциаций со складом добавляют сплющенные картонные коробки в углу комнаты.
Он ставит нужный диск, пару минут возится у задней панели усилителя с проводами и штекерами, неуклюже двигает стол с аппаратурой, матерится, вспоминает родственников, на пол падает ароматическая свеча с окурком. Стоя на одной ноге, роняет мохнатый тапок с повисшей в воздухе ноги.
– Всё поставил, а подключить не успел, погоди.
– Боюсь умереть от нетерпения.
– Полностью ламповый тракт, понял? Не твоё транзисторное фуфло, – заверяет меня Рик. – Да чтоб тебя! Откуда этот чёртов провод! Белый в белый, а жёлтый? Жёлтый – это типа красный? Ну да, другого тут нет.
Тенор в динамиках запел: «Так много невзгод в этом мире, так много невзгод…» Добрые женщины на фоне аккуратно повторяют фразы, как бы уточняя: «Так много невзгод…» Барабанщик будто пытается всё замедлить. Кажется, вот-вот музыка остановится, но нет. Появилось желание помочь песне двигаться быстрее, и я зашевелил ногой в такт.
– Ага, нравится! Что скажешь? До хрена альбомов записали, популярны в Штатах. К нам недавно приезжали.
– Я не интересуюсь революциями в Африке или про что тут. – Я не сразу уловил смысл метафорического нагромождения.
– А ты