пронзил заинтересованный взгляд.
– Но, чтоб такое себе, как Вы говорите, позволить, надо…
– Надо до этого довольно долго хреначить на галерах, – продолжил я, картинно вздохнув. – Зато потом эти деньги дают определенную степень независимости.
– Это точно. Как топливо. Дрова, – задумчиво произнесла моя спутница. – Они определяют время, которое ты сможешь просидеть у этого забавного костра.
– Причем, иногда не только ты один, – я, подмигнув, показал на верхние полки. – Vae soli6.
– О! Вы такие слова знаете?!
– Знаю. Только применять их негде.
– У Вас есть дети?
– Даже внуки. Всё есть. И ничего нету.
Дверь купе резко отъехала в сторону.
– Ева Ильинична? Вам что-то нужно?
***
– Откуда она Вас знает? – заинтересовался я, когда проводница испарилась.
– Наверное, прочитала на билете, – пожала плечами соседка. – У них же есть какая-то база данных и всё такое?
Тут она снова захохотала. Зачем? Непонятно. Впрочем, такие переходы и перепады, своего рода эмоциональные качели, характерны для многих женщин. Да что там женщин, сами на подобных катались…
– А меня зовут Владимир, – заявил я и повторил для верхних полок:
– Можно дядя Вова.
– Уже в курсе – утром все слышали.
Я сконфузился: вроде звук убрал по минимуму, а вон оно как! Сам толком не слышу и думаю, отчего-то, что другие тоже не слышат. Эффект Данинга-Крюгера7 в переложении Чебурашки.
– У меня складывается ощущение, Ева, – задумчиво сказал я, – что мы с Вами где-то раньше уже встречались…
На этой фразе, по сути «домашней заготовке», которую я регулярно (и успешно) использую уже несколько десятилетий (дама, которой это говоришь, начинает, что называется, «грузиться» и фантазировать себе всякое, невольно переходя в режим романтичного флера), так вот, на этой фразе вдруг раздался взрыв смеха. Просто гогот. Девочки захлопали в ладоши. Я замер в искреннем недоумении.
– Наконец-то! Не прошло и суток.
– Осталось понять где, – пробормотал я, окончательно растерявшись. Похоже, про теорию «родственных душ»8 стоит забыть.
– Дядя Вова, ты – тупой?!
– Полина! – возмутилась Ева, хлопнув по столу так, что подпрыгнула посуда и звякнули ложечки в стаканах.
– Мама, можно я ему подскажу?
– Нет, пусть сам думает! – отвечала мама.
– Я быстро думаю и уже ничего не придумаю, – вздохнул я, улыбнувшись. – Подсказывайте.
– Девочки, стоп! Сначала я сама…
Она вдруг резким движением распустила прическу и взлохматила волосы, наклонила голову, округлила глаза, и широко, очень широко, улыбнулась. Замерла в этой гримасе секунд на десять. В купе стало тихо. Все трое смотрели на меня. Ну, узнавай!
Я промолчал. Пожал плечами, изображая милую растерянность. Эту эмоцию сыграть нетрудно: достаточно сделать глупое выражение лица с наивным просящим взглядом. Если б я знал, то обязательно вспомнил бы. Скорее всего.