посетителя удивил Пфеффербергов. Он был мягкий, спокойный, и хотя речь шла о деле, казалось, гость готов был попросить извинения за вторжение. За прошедшие недели они уже привыкли к грубым командным окрикам, вслед за которыми следовали обыски и изъятия. В голосе же этого человека слышались отеческие покровительственные нотки. Это могло плохо кончиться. Но вместе с тем в его визите было и что-то интригующее…
Выскользнув из кухни, Пфефферберг притаился за двойными дверями гостиной. Немца он почти не видел.
– Вы – миссис Пфефферберг? – спросил тот. – Вас рекомендовал мне герр Нуссбаум. Я недавно разместился в апартаментах на Страшевского и хотел бы изменить их декор.
Мина Пфефферберг продолжала держать посетителя на пороге. Она была так растеряна и говорила столь сбивчиво, что сын из жалости к ней появился в дверях, застегнув пиджак, скрывающий оружие. Пригласив гостя войти, он в то же время по-польски шепнул матери несколько ободряющих слов.
Наконец Оскар Шиндлер назвался.
Напряжение несколько спало, ибо герр Шиндлер дал понять, что Пфеффербергам нечего бояться. Он выразил свою расположенность к ним, обращаясь к матери через сына в роли переводчика.
– Из Чехословакии приезжает моя жена, – сказал он, – и я хотел бы, чтобы обстановка отвечала ее вкусам.
Он признал, что, конечно, Нуссбаумы великолепно обставили свое жилище, но они предпочитали массивную мебель и мрачные тона. Госпоже Шиндлер же нравится более живая обстановка, что-то во французском стиле, немного шведского – в таком духе.
Миссис Пфефферберг оправилась настолько, чтобы пробормотать, что она, мол, не знает, что и сказать, с наступлением Рождества у нее масса работы…
Леопольду показалось, что в ней сработало инстинктивное нежелание обслуживать немецкую клиентуру; но в эти времена немцы были единственным народом, столь уверенно глядевшим в будущее, что только они могли позволить себе заботиться об интерьере квартир. А миссис Пфефферберг нуждалась в хорошем контракте – ее муж потерял работу и теперь буквально за гроши работал в «Геймайнде», еврейском благотворительном бюро.
Не прошло и двух минут, как мужчины вступили в дружескую беседу. Пистолет за поясом Пфефферберга обрел статус оружия, которое если и понадобится, то в отдаленном будущем, при непредвиденной случайности. Уже не вызывало сомнений, что миссис Пфефферберг возьмется декорировать квартиру герра Шиндлера, не считаясь с расходами, и Шиндлер намекнул, что, когда все будет в порядке, Леопольд мог бы заглянуть к нему переговорить и о других делах.
– Не исключено, что вы сможете помочь мне советом относительно местного рынка, – сказал герр Шиндлер. – Вот, например, на вас очень элегантная синяя рубашка… Я просто не представляю, где достать нечто подобное.
Его наивность была не более чем уловкой, и Пфефферберг отдал ей должное.
– Магазины пусты, сами знаете… – с намеком проворковал Оскар.
Леопольд