в сливе. До них доносилась музыка Рознеров и бурные взрывы смеха, обрывки разговоров. Наступило время кофепития; измученная Лена обнесла гостей подносом и, стараясь не привлекать к себе внимания, удалилась на кухню.
Мадритч и Титч быстро допили кофе и, извинившись перед присутствующими, встали из-за стола. Шиндлер собрался сделать то же самое. Польская малышка решила было запротестовать, но он себя чувствовал не лучшим образом в этом доме. В «Гетхаусе» разрешалось все, что угодно, но Оскару это было неинтересно. Он с пронзительной ясностью оценивал каждое сказанное здесь слово, каждый выпитый стакан, знал он цену и здешним сексуальным утехам. Даже если уединяешься с девушкой наверху, невозможно забыть, что Бош, и Шернер, и Гет – твоя, черт возьми, компания, твои собратья по удовольствию! Поднимаясь по лестнице, заходя в ванную, а затем в спальню, они совершают те же действия, что и ты. Шиндлер был далеко не монахом, но он скорей предпочел бы стать таковым, чем делить женщину с Гетом.
Через голову соседки по столу он завел доверительный разговор с Шернером о военных новостях, о польских бандитах, о грядущей дурной погоде. Тем самым он дал понять молодой польке, что Шернер – его друг он никогда не позволит себе увести девушку у друга. Пожелав ей доброй ночи, он поцеловал ей ручку.
Он заметил, что Гет вышел через двери столовой и двинулся наверх по лестнице, поддерживаемый девушкой, которая во время обеда сидела рядом с ним. Извинившись перед сидящими за столом, Оскар успел перехватить коменданта – нагнав его, он положил руку на плечо Гета. Тот обернулся и попытался сфокусировать на нем взгляд.
– А, – пробормотал он. – Уходишь, Оскар?
– Мне надо домой, – ответил Шиндлер.
«Домой» – значило на квартиру Ингрид, его немецкой любовницы.
– Ну, ты и жеребец, – ухмыльнулся Гет.
– До тебя мне далеко, – возразил Шиндлер.
– Да, ты прав. По части траха я – олимпийский чемпион. Мы идем… куда мы идем?
Он повернул голову к девушке, но тут же сам ответил на свой вопрос:
– Мы идем на кухню – проверить, как Лена ее убрала.
– Нет, – со смехом опровергла его спутница. – Мы не этим будем заниматься.
И потащила его вверх по лестнице.
Это было благородно с ее стороны – ей стало жаль другую девушку, худенькую, забитую, беззащитную. Уводя Гета, она спасала Лену от очередного избиения.
Шиндлер посмотрел им вслед: грузный мужчина в офицерских галифе и стройная девица, с трудом взбирающиеся по ступенькам. Гет выглядел как человек, который, рухнув в постель, будет спать до середины дня, но Оскар знал, что могучий организм коменданта живет по собственным законам. В три утра Гету может приспичить встать, чтобы написать письмо отцу в Вену. И, поспав всего час, с первыми лучами рассвета он способен выскочить на балкон со снайперской винтовкой в руках, чтобы пристрелить кого-то из замешкавшихся заключенных…
Когда Гет и его дама одолели первый лестничный марш, Шиндлер пересек холл и направился в заднюю часть