позабочусь о том, чтобы ты их употребила с пользой. Сегодня вечером ты сделаешь два упражнения вместо одного.
– Да, да, папа, я сделаю все, что ты велишь, – вздохнула Несси, судорожно пытаясь подавить рыдания.
– Вот и отлично. – Жесткие черты Джемса Броуди на миг неожиданно осветились чувством, в котором была и доля нежности, но гораздо больше необъятного тщеславия. Оно промелькнуло, как внезапный дрожащий луч света на мрачной скале.
– Мы покажем всему Ливенфорду, чего может добиться моя умница-дочка. Я об этом позабочусь. Когда мы добьемся того, что ты будешь первой ученицей, ты узнаешь, чтó твой отец хочет сделать из тебя. Но ты должна учиться серьезно, учиться изо всех сил.
Он теперь смотрел уже не на Несси, а в пространство, словно созерцая будущее, и пробормотал еще раз: «Мы им покажем!» Затем опустил глаза, погладил склоненную золотистую головку Несси и добавил:
– Ты моя дочка, и ты с честью будешь носить фамилию Броуди.
Потом, когда он повернул голову, взгляд его упал на другую дочь и сразу же омрачился, и выражение лица изменилось.
– Мэри!
– Да, папа.
– Ну, теперь поговорим с тобой. Ты ведь за словом в карман не полезешь.
Развалясь на стуле, он заговорил, не повышая голоса, с саркастической усмешкой, взвешивая каждое слово с холодным спокойствием судьи.
– Приятно бывает иной раз услышать от посторонних о том, что делается в твоей собственной семье. Конечно, не слишком-то почетно для главы семейства, что узнавать приходится окольным путем, но это, в сущности, пустяки. И очень лестно было мне услышать о моей дочери новость, от которой у меня нутро перевернулось… – Он говорил все более и более холодным тоном. – Сегодня из разговора с одним из членов городского управления я узнал, что тебя видели на Черч-стрит болтающей с молодым человеком, да, с молодым человеком весьма приятной наружности… – Он оскалил зубы и продолжал едко: – Которого я считаю подозрительным субъектом, негодяем и бездельником!
Тут робко вмешалась миссис Броуди, воскликнув чуть не со слезами в голосе:
– Нет, нет, Мэри, это, конечно, была не ты, – порядочная девушка не станет так вести себя. Скажи же отцу, что это была не ты!
Но Несси, радуясь, что общее внимание отвлечено от нее, необдуманно воскликнула:
– Это был, верно, Денис Фойль, да, Мэри?
Мэри сидела неподвижно, не отводя глаз от тарелки, побледнев до самых губ. Она проглотила клубок, подкатившийся к горлу, и, повинуясь бессознательному порыву, сказала тихо, но твердо:
– Он не бездельник и не негодяй.
– Что такое?! – прорычал Броуди. – Ты смеешь возражать отцу и вступаться за какого-то бродягу-ирландца! Пускай эти Пэдди[1] приходят сюда с их болот копать для нас картошку, но дальше мы их не пустим. Обнаглеть мы им не дадим. Пусть у старого Фойля самый известный трактир во всем Дэрроке, это еще не делает его сына джентльменом!
Мэри чувствовала, что ее всю трясет. Губы у нее пересохли, язык одеревенел. Никогда еще до сих пор она не осмеливалась спорить с отцом, но теперь что-то заставило