есть. – ответил инженер. Я не стал у него спрашивать: «Почему она не стоит в этом помещении?». Не было надобности ссориться с ним. Надо сделать так, чтобы топливо проходило нормальный контроль. К вечеру для всех восьми сортов топлива я посчитал пропорции. Заверил это дело у инженера, и подошли к начальнику штаба полка оформить все это приказом. Тот уперся.
– Это должна прислать Москва. Вы занимаетесь не своим делом.
– Товарищ подполковник, Москве абсолютно все равно, что делается в 117-м ЗАПе. Есть инструкция по эксплуатации двигателя: в летних условиях детонационная стойкость смеси должна быть 110, зимой 98. Это вы видите?
– Вижу.
– Вот результаты проверки: все партии показали 109-111. Оформляйте приказом, или я пойду к особисту. Они как раз ищут виновных в гибели трех человек и в потери семи истребителей.
– Твою мать, лейтенант!
– Не надо упоминать мою маму, тащ подполковник.
Все это повторилось и у командира. Но приказ оформили, и я поплелся по пыльной дороге в Иволгинск. Зашел в хату, а там Прохоров сидит, самогон маринкин гоняет.
– Садись, Андрюха. Степан, зови меня Степаном. Мне звонили, обругали тебя последними словами, сказали, что ты грозил пойти в особый отдел, но, чтобы приказ был. Ты знаешь, какой грех с души ты у меня снял! Я ж себе места не находил, когда троих подряд на кладбище увезли, точнее, то, что от них осталось.
– Доля нашей вины, Степан, в этом есть. Не любим мы инструкции и читаем их наискосок. Авось вынесет. Меня другое интересует: в Германии этот двигатель работал на другом топливе. Тяжелом керосине. А здесь целая инструкция, куча испытаний. Видимо для того, чтобы тягу поднять. Три трупа.
– Пей, не нашего ума дело, Андрей.
– Вопрос я этот подниму, не сейчас, когда машину освою.
– Зачем?
– Так, понимаешь, бензин – взрыво и пожароопасен. Керосин – нет. Поджечь его ой как сложно! А по нам еще и стреляют, иногда.
– А я все у тебя хотел спросить: а что это за «РБ»?
– Американский разведчик и фоторазведчик. Они у нас часто летают. А здесь – нет?
– Нет, сюда никто не летает. Большой?
– Большой, четырехмоторный бомбер. Они Хиросиму и Нагасаки бомбили.
– Вэ-29, что-ли?
– Да, только они называются «Би-29», «Боинг-29», а пишутся через нашу «Вэ». По-английски она «Би» читается.
– Все не как у людей! И как?
– Их двое было, двадцать четыре «Браунинга», а я в воздухе один оказался. У меня четыре «Браунинга» и пушка – 37 мм.
– А почему один?
– Так получилось.
– Колись! – но я отрицательно помотал головой.
– Так получилось, больше никого не было.
– Ладно, замнем вопрос. – ответил комэск, и вопросов более не задавал. Дескать, сам потом скажешь. 117-й ЗАП входил в 10-ю армию, и откровенность здесь была лишней. Но отношение ко мне комэск изменил на 180 градусов. Через две недели я сдал все зачеты по «МиГ-9» и выполнил свой первый полет на нем. А еще через неделю плачущая Маринка провожала меня на вокзале в Улан-Удэ.
– Адрес-то помнишь? Я скучать и ждать буду.
– Ждать меня не нужно, в