севернее. Только восточных, кибрийцев, легко было узнать – длиннорукие и длинноногие, с крупными носами, тёмными глазами и волосами.
У чужака глаза были почти жёлтые. Каз едва заметно дёрнула себя за мочку уха – все знают, у желтоглазых нет души и язык что помело.
– Рассмотрел, да, знаю их.
На салданском торгаш говорил с жутким акцентом, будто нарочитым.
– Призрачные, ага, славные парни, что ж вы с ними не поделили?
В лицо чужаку Ариан не смотрел, Каз вообще не была уверена, что он слушает. Глаза полуприкрыты, вид сонный, хмурый. И правда, чему радоваться.
– Узнаваемо, да… Сложно будет. Хороша, не спорю, машинка – чистое золото. Но послушай, кадéш[29], у вас тут никто…
– Как тебя звать? – перебила его Казимира.
Торгаш поморгал и отвернулся от Ариана, которому так плотно присел на уши.
Воротник рубашки гастинца был оторочен зелёными нитками, на груди вышивка в виде изумрудной ладони. Он не просто торгаш, он член Зелёной Длани. Не орден, скорее гильдия, члены которой вечно грызутся между собой, но если ругаются с кем-то чужим – основательно портят ему жизнь.
Зелёная Длань – в цвет патины, что покрывает медные монеты. Её члены не гнушаются ни мелочью, ни сомнительными сделками.
– Мети́н Кхан, джане.
– Ага, Кхан, бана бак, – сказала Каз скороговоркой, подалась вперёд и положила ладонь на стол тыльной стороной вверх. – Я тебе не джане. Он, – Казимира указала на Валлета, – тебе не кадеш. Хочешь сказать, тачку никто не купит? – Она приподняла бровь. Предпочла вести разговор на салданском, чтобы все за столом её поняли. – Пошли на площадь, проверим? Я пару часов назад видела, как там перепродавали машину с кибрийскими штандартами. – Каз широко улыбнулась, кивнула: – Ага, княжескую, представляешь?
Кхан чуть скривил губы и поморщился от её тона.
Кхан, ага, как же. На континенте обскуры имели право на фамилию, только если их родители были резистентами, внуки такой привилегии уже лишались. Казимира не сомневалась, что господин Кхан приврал ради статуса.
– Джане, Кибрийя далеко…
– А мой кулак близко, и я не люблю, когда меня пытаются обмануть. И он, – Казимира указала на Валлета, – этого не любит. Но этот, – она ткнула в локоть Вегарда, – слишком вежлив и не заткнул тебя до сих пор только потому, что ну о-очень уж у тебя сладкие речи – слушать, что мёд в уши вливать, чок ию́[30]. – Она перестала кривляться и заговорила серьёзно. – А теперь давай по делу. Ячи́к[31], кадеш?
Кхан глянул на Вега, будто ждал, что тот отмахнётся от Казимиры, как от городской сумасшедшей, – подумаешь, несёт всякую чушь. Вегард перевёл взгляд с неё на торгаша. Молчал, слушал.
– Ты, размахивая кулаками… Прости, кулаком, много сделок не заключишь, – ответил Кхан, всё ещё пытаясь давить улыбку. Такую улыбку, которую легко спутать с инсультом.
– Зато много денег сэкономлю. И много нечестных рож украшу синяками.
Вег обернулся на неё,