что он начальник поезда. Постоял, послушал, как мы собачимся, понял, что хрен они какие деньги с меня получат, и сказал этой овце, чтобы поезд не задерживала и пропустила пассажирку.
Вертихвостка моя даже не встретила на вокзале, хоть и обещала, когда просила вещи привезти. Там, мол, тебя отец в поезд посадит, а здесь я встречу. Как же. Карташов с утра исчез куда-то, сто пудов в гараже бухает с радости, что я уезжаю на две недели. До железки кое-как со Светкой дотащили чемодан, а в то, что доченька любимая в Москве будет встречать, я сразу не верила.
Все прыгает, небось, из кровати в кровать. Когда уж ухватит какого-нибудь москвича за конец? Могла же позвонить хотя бы. Сказать: так и так, мамочка, не волнуйся, я вещи потом заберу. Как же, дождешься от неё. Как деньги на телефон положить, так: «мамочка-мамулечка», а как позвонить матери, так шиш с маслом. Орать ещё опять будет – зачем я ей картошку привезла.
Вся в отца. Тот тоже орет всё время. То юбка ему короткая, то блузка прозрачная, то пришла слишком поздно, то почему вином пахнет. Карташов-коротышов. Орать он мастак, а в кровати сразу молчок и храпит уже через минуту, будто целый день делал что путевое.
Ладно, хоть Шурик есть, а то вообще вкус мужика забыла бы. Он, конечно, тоже не жеребец, но хоть ласковый. Обнимет, погладит, один раз по пьяни даже туда поцеловал. Ласковый теленок.
Мамашка его тоже у нас работала, царствие ей небесное. Я еще молоденькая совсем была, когда она Сашеньку своего на первомайскую демонстрацию привела. В старших классах он тогда учился. Бабы затискали его. Смеялись, что жених пришёл, и всё спрашивали, возьмёт он их в жены или нет.
Шурик смешной был. Худой, лохматый. Из школьной формы перерос, руки-ноги торчат. Нахохлился, чуть не плачет от бабского внимания. Так и стоял, в землю смотрел, пока мамаша его не увела транспарант получать. Когда через несколько лет после ПТУ он к нам устроился, я его и не узнала сначала. Когда на картошку поехали, прижала его в коридоре овощебазы, и пошло-поехало.
Хотя Шурик что-то тоже дурить начал. Может, ему эта шлендра из столовки что нашептывает, а может, пить начал лишнего. Ну ничего, вот увидит, какую премию начислили, сразу к нам в бухгалтерию прибежит. Светку я предупредила: если меня не будет, то она туману наведёт, а там пусть сам думает, где накосячил.
Главное чтобы Шурик к Сёмсёмычу не попёрся. Хотя и попрется – обломится. С Сёмсёмычем мы по молодости хорошо попрыгали, поймет небось, что мне мужик и сейчас нужен.
В первый раз Сёмсёмыч оприходовал меня, когда я ещё устраиваться на работу пришла. Светка тогда уже устроилась к нему и сказала, чтобы я не ломалась, сразу дала Сёмсёмычу, и всё будет хорошо.
– Если сладится у вас, то Сёмсёмыч тебя и ко мне в бухгалтерию пристроит, и оклад нормальный даст. И вот еще что. Ты не вздумай хихикать, – предупредила подруга.
– Над чем хихикать-то? – не поняла я.
– Вообще не хихикай. Дело серьезное, если к нам не устроишься, то куда пойдешь? На химзавод? Или жопу на базаре морозить?
Смеяться в тот