авить свою чашку и спросить:
– Так каким же он все-таки был? Лучшим или худшим? Ведь не мог же он быть лучшим и худшим одновременно.
Я бы тоже сочла это забавным и согласилась с вами, но, как это ни парадоксально, день моей встречи с Танака Ичиро стал действительно и лучшим, и худшим в моей жизни. Господин Танака показался мне таким необыкновенным, что даже рыбный запах, распространявшийся от его рук, казался мне запахом духов. Уверена, не повстречай я его тогда, никогда бы не стала гейшей.
Я родилась и воспитывалась не для того, чтобы стать гейшей Киото, и даже родилась я не в Киото. Я дочь рыбака из маленького городка Йоридо на Японском море. За всю свою жизнь лишь нескольким людям я рассказала об Йоридо, о доме, в котором выросла, об отце с матерью и своей старшей сестре. И никому еще не говорила о том, как стала гейшей или каково ею быть.
Многие просто предполагали, что, возможно, гейшами были мои мама и бабушка и меня стали обучать танцам, как только отняли от груди. Кстати, однажды, несколько лет назад, я наливала сакэ одному господину, упомянувшему о своей недавней поездке в Йоридо. Знаете, я тогда почувствовала себя птицей, перелетевшей за океан и повстречавшей человека, знающего, где находится ее гнездо. От удивления я не удержалась и воскликнула:
– Йоридо! Это место, где я выросла.
Бедный господин! Какая же гамма чувств отразилась на его лице! Он попытался улыбнуться, но это далось ему с трудом, так поразили его мои слова.
– Йоридо? – переспросил он. – Не может быть!
Я очень долго вырабатывала улыбку, называя ее для себя «улыбкой но» за ее сходство с застывшими чертами масок но, которую можно интерпретировать как кому заблагорассудится. Можете себе представить, как часто я использовала ее преимущества. Я решила воспользоваться ею и сейчас, и это сработало. Господин выдохнул воздух и опрокинул в себя чашечку саке.
– Потрясающе! – воскликнул он и рассмеялся. – Ты выросла на такой помойке, как Йоридо. Это все равно что приготовить чай в ведре. – И смеясь продолжил: – Так вот почему ты такая смешная, Саюри-сан. Иногда тебе почти удается убедить меня в правдивости твоих забавных историй.
Признаюсь, не очень приятно думать о себе как о чае, приготовленном в ведре, но отчасти это было правдой. Что и говорить, я выросла в Йоридо, который никак не назовешь райским уголком, да и мало кто вообще там бывал. Что же касается людей, продолжающих там жить, то у них, как правило, просто нет возможности оттуда уехать. Вас, наверное, интересует, как же удалось уехать мне. С этого и начинается моя история.
В нашей небольшой рыбацкой деревушке Йоридо я жила в эдаком «подвыпившем» домишке, стоящем у скалы и обдуваемом постоянными ветрами. Океан рядом всегда дышал с присвистом, а время от времени оглушающе чихал, и ребенком мне казалось, что он подхватил сильную простуду. Так я воспринимала сильные порывы ветра, сопровождавшиеся невероятными брызгами. Океан, как я считала, обижает наш крошечный домик, чихая время от времени ему в лицо и заставляя отклоняться назад. Возможно, домик однажды бы и развалился, если бы отец не вырезал балку из обломков старой лодки и не подпер ею карниз. Правда, после этого дом стал напоминать хмельного старичка, опирающегося на костыль.
Внутри этого «подвыпившего» дома я и жила довольно унылой, однообразной жизнью. Я с рождения очень похожа на свою мать и совсем не похожа на отца и старшую сестру. У нас с мамой особенные прозрачно-серые глаза в отличие от распространенных карих, обычно встречающихся у японцев. Когда-то, совсем маленькой девочкой, я считала, что кто-то проткнул в маминых глазах дырки и из них вытекли чернила. Гадалки же объясняли бледный цвет глаз присутствием в ее натуре большого количества воды. И воды настолько много, что четыре остальных элемента практически отсутствуют, отчего мамины черты так слабо проявлены. Судя по всему, она должна была быть необычайно привлекательной, такой же, как ее родители. Да, у персика прекрасный вкус, не менее замечательный вкус и у грибов, но их сложно употреблять одновременно. Природа сыграла с ней злую шутку. Она дала ей пухлые материнские губы и угловатую челюсть отца, отчего лицо казалось изысканной картиной в тяжеловесной раме. Ее очаровательные серые глаза обрамляли густые ресницы, так украшавшие лицо ее отца, но делавшие ее взгляд угнетенным.
Мама объясняла, что вышла замуж за моего отца из-за преобладания в ее натуре воды, а в его – дерева, двух элементов, дополняющих друг друга. Люди, знавшие отца, хорошо представляли, что она имеет в виду. Вода быстро перетекает с места на место и всегда находит щелочку, в которую можно проскользнуть. Дерево же, напротив, крепко связано с землей. Сама природа благоприятствовала отцу, ведь он был рыбаком, а человек с натурой дерева легко чувствует себя в водной стихии. Вот почему отец старался никогда не расставаться с морем. Запах моря с него не смывала даже горячая вода. Когда он не рыбачил, то сидел на полу в нашей темной прихожей и чинил рыболовную сеть. И если бы сеть была спящим живым существом, своими неторопливыми движениями отец даже не разбудил бы ее. Он делал все очень медленно и сосредоточенно. Выражение его лица казал ось застывшим. Его покрывали глубокие морщины, и с каждой была связана