– вперёд, вперёд, вперёд!
«Мы прошли?»
***
Врата Славы. Маленький старый город, пыльный и скучный.
«Был.»
То, что осталось, громоздилось за окнами гермотрака – и невидимые силы продолжали свою разрушительную работу. На глазах у Яны верхушка и без того истерзанной башни расцвела огнём, огонь сменился облаками пыли и дыма, а потом сразу несколько этажей величаво осыпались вниз потоком обломков. Куски керамобетона размером, наверное, с микроавтобус, рушились, пробивая перекрытия, отскакивали от балок и вздымали новые клубы пыли, так что всё здание, казалось, вот-вот рассыплется, как игрушечное. В салон почти не пробивалось звуков извне, но эстакада дрожала и сотрясалась, отзываясь на губительные удары молотов войны с обеих сторон.
Она вдруг вспомнила Эдельвейс – сожжённый, почерневший, раздавленный – и ощутила острую жалость к его маленькому собрату. Эдельвейс не агонизировал – его убили холодно и расчётливо, с бесчеловечной жестокостью, но сделали это быстро. Врата Славы умирали медленно и мучительно, расставаясь с каждым зданием и каждой улицей по отдельности. Если бы город был живым существом, он наверняка корчился бы от боли, не в силах понять, почему его создатели решили вдруг пожрать своё детище.
Надо было пригнуть голову, вжать в колени, как сделали все прочие пассажиры, но какая-то неодолимая сила заставляла Яну смотреть.
«Вот она, война – из первых рядов.»
Редкие вспышки взрывов. Клубы пыли. Чёрные кляксы в небе. Не разглядеть ни своих, ни чужих – не сказать даже, кто и откуда ведёт огонь.
Гермотрак снова набирал скорость, вихляя по усеянной мусором эстакаде. Мимо промчался танк – страшный, огромный, чёрный. Батальонный джинн по имени Руса назойливо выкрикивала всё новые предупреждения, но Яна почти не слушала – её судьба была в руках чужой воли да безжалостных статистических величин. Чем, спрашивается, могут помочь себе пассажиры автоуправляемых машин, оказавшись посреди поля боя? Разве что согнуться в три погибели – для самоуспокоения.
Сгибаться Яна так и не стала. «Чтобы гордо смотреть в лицо опасности», – хотела бы она верить, но не верила, потому что причина была в другом. Ей было слишком страшно ничего не видеть и покорно ждать своей участи, и это тоже было глупо, потому что видеть и контролировать – совсем не одно и то же, сколько бы ни твердил об обратном иррациональный атавизм внутри черепной коробки.
«Я ведь даже не успею понять, от чего умру.»
Ремни удержали её, когда гермотрак резко вильнул в сторону, объезжая пылающий остов своего собрата. Яна приказала себе не думать о людях, оставшихся внутри этого костра, и усердно не думала ни о чём, пока кусок крыши прямо над ней не пропал в одно мгновение – с диким треском и пугающей лёгкостью. Незримая плеть хлестнула по салону, вырывая куски обшивки, раскалывая толстые стёкла и рассеяв серебристый туман осколков. Сидящая прямо перед ней пара – биотехнологи из Горизонта – превратилась в кровавую пыль