к холодильнику и достал лежащий сверху конверт. Бумага посерела от пыли, и я подумал, что надо будет протереть там, после того как все останется позади.
Не раздумывая, чтобы не поддаться сомнениям, я разорвал конверт, даже не пытаясь сделать это незаметно, вытащил записку и развернул ее. Написанные женой слова просвечивали с обратной стороны листка.
Я перевернул записку и прочел, не веря своим глазам.
Не может быть.
Перечитал написанное еще раз, качая головой.
Прости, милый.
Правила есть правила.
Я еще раз перевернул записку в надежде обнаружить что-то еще. Этого следовало ожидать: Эйнсли знала, что я все равно подсмотрю. Я застонал и ударил кулаком по столешнице, смяв клочок бумаги в руке. Что я наделал?
Она заявилась домой во втором часу ночи. Когда открылась дверь, я спал на кушетке. Привстав, я оглядел жену с ног до головы, пронзенный насквозь ледяным ужасом. Помада с губ исчезла, но ведь она пила и ела. Волосы выглядели точно так же, как перед уходом, платье не помято, не сбилось.
Я с облегчением выдохнул, благодаря небеса за то, что она в целости, что вернулась ко мне. Но не мог избавиться от снедавшего меня любопытства.
Когда я сел на кушетке, жена улыбнулась мне, слегка наклонив голову. У меня накопилось столько всего, что я хотел сказать, но слова никак не приходили. Просто невозможно было заставить себя выдать заранее заготовленную речь, когда Эйнсли стояла передо мной такая невероятно счастливая.
– Как тут дела? – спросила она, не приближаясь ко мне.
– Без приключений, – промямлил я. Меня колотило. Слишком многое я пытался скрыть: злость из-за записки, ненависть к самому себе за то, что позволил Эйнсли уйти, облегчение оттого, что она вернулась, мысли о том, чем она занималась. В уме крутились бесчисленные вопросы, и каждый нетерпеливо требовал ответа.
– Дети спят?
Я кивнул, плотно сжав губы, физически удерживая в себе готовые вырваться наружу слова.
– Ну что ж… Я тогда в душ. – На губах у жены снова замерцала лукавая полуулыбка, и я едва не захлебнулся желчью. Что она собирается смыть? Или, точнее, кого. В этот момент я понял, что она с ним переспала. Что это произошло и Эйнсли совершила самое ужасное предательство.
Да, я знал, что это не предательство, ведь обо всем договорились. Но от этого было ничуть не легче. Разрешение разбить мне сердце никак не унимало мою боль. Вряд ли я смог бы выдавить из себя ответ, хотя Эйнсли уже ушла. Ее шаги раздавались в коридоре, и я слышал, как она мурлычет какую-то мелодию.
Я двинулся за ней, сам толком не зная, что собираюсь сделать дальше. Но когда я подошел к двери, запал выдохся. О чем тут еще говорить. Вместо этого я поднялся в нашу спальню и забрался в постель. Тут подступили слезы, и я не мешал им катиться из глаз, а потом услышал, как Эйнсли открывает дверь спальни.
Она пришла прямо из ванной, завернутая в полотенце, и оделась, не зажигая света, как будто на теле у нее остались следы преступления.