почему-то саблей (сабля, правда, уже отломана, народ мстит колонизаторам), священник стоит с Библией и чётками в руках, вот какие-то ещё бездельники, может быть адвокаты, родственники или ещё кто-то. А вот и сам Рисаль, уже расстреливаемый, в пиджаке и галстуке, с руками связанными за спиной, уже падает, но ещё не упал, и в его спине (его расстреливают в спину) возникли дырочки. Всё это сделано документально, потому что сохранилась фотография расстрела этого опасного гос. преступника – 1896 год, уже почти цивилизованная эпоха. Кстати, в ночь перед казнью сей поэт-революционер-полиглот сочинил последнее стихотворение, считающееся лучшим произведением всей филиппинской литературы.
А вот поодаль статуи, уже в меньший рост, на тему «Из искры возгорится пламя» – распространяют учение Рисаля, приведшее к филиппинской революции и к смене оккупантов (испанцы поменялись на американцев, а окончательная «незалежность» пришла только после ВОВ).
Внимательно осмотрев памятник расстрелу, я продолжил хождение по городу, по его центральной части. Покатался на метро, линии сделаны по одной схеме, поезда нескольких типов чередуются на каждой линии. Милиционеры во многих местах, предостерегают меня от фотографирования – и в метро, и на ж.д.вокзале пытались отвадить меня от фото. Да, тут везде много полиции, и в отличие от некоторых других тропических стран, они суетятся: на входе в каждую станцию метро, в каждый магазин каждого должны обыскать и ощупать. Чтобы покопаться в багаже пассажира, менты и ментихи используют не металлоискатель, а деревянную палочку, которой тыкают в вещи – не бомба ли? Но копают не очень тщательно, можно пронести что угодно. И на входе в торговые центры, большие магазины, рестораны, банки – полицейские с этими же палочками, как в Китае для еды, но побольше.
Я захотел познать вид и действие ФЖД – Филиппинской железной дороги. Когда-то протяжённая, сейчас она имеет лишь краткое пассажирское движение. С центрального ж.д. вокзала я нашёл лишь пригородные поезда на Алабанг (28 километров на юго-восток) и один-одинёшенек вечерний поезд на Бинан (39 километра), наутро – обратно. Неужто сорока километрами ограничилось всё железнодорожное движение в стомиллионной стране? И эти пригородные, все в городской агломерации, – как четвёртая линия метро, не более того.
Итак, я направился на железную дорогу – где она была ближе – и просто пошёл по рельсам в черте города. И, о чудо! Рельсы были в активном использовании! По ним ездили туда-сюда ручные тележки на подшипниках! С жужжанием ехали десятки этих тележек, на коих сидели пассажиры, до десяти человек на одной, крытых большим зонтом! А мужик-«водитель» вручную толкал каждую из тележек, бежал сзади и подталкивал транспортное средство.
Дорога была тут двухпутная, не электрифицированная. По правым рельсам ехали вперёд, по левым назад, и ещё десятки самокатных скамеек и их хозяев стояли боком вдоль путей,