И как долго мне придется здесь торчать без возможности выехать в город или связаться с родными?
– Не знаю, Дмитрий не уточнил.
– Естественно. С чего вдруг он уточнял бы. Урод. Ненавижу, – сотрясаю воздух возмущениями и не могу остановиться, даже когда вижу испуганное лицо Марии.
Ничего. Пусть привыкает к моему буйному нраву и неумению сохранять контроль. Пусть знает, в какого зверя я превращаюсь, когда кто-то посягает на мою свободу. И если дома на Морене во мне не было моральных сил хоть на какие-либо действия, то сейчас я не стану сидеть на жопе смирно и попробую сбежать.
И что-то мне подсказывает, что это сделать будет легче легкого, ведь тут, как и на Диминой вилле на Морене, нет высоких заборов, только деревья и туи обрамляют периметр территории, а охрана стоит только у парадных ворот. Сбежать отсюда – раз плюнуть.
– Нет, – выдает Мария, явно прочитав по моим азартным глазам о моих планах. – Даже не пытайся покинуть территорию не через ворота.
– Почему?
– Потому что со всех сторон установлена особенная защита. Я в этом не разбираюсь, но это что-то вроде невидимого электрического ограждения. Попробуешь пересечь его, и тут же ударит током. Пройти его невозможно, если не умеешь прыгать на пять метров в высоту.
Слова женщины холодным ливнем падают мне на голову, разом погашая мои грандиозные планы на побег. Одна лишь ярость разгорается еще ярче. Начинаю дрожать от негодования, в груди печет, руки сжимаются в кулаки.
– Пожалуйста, подожди, когда вернется Дмитрий, и поговори с ним. Я уверена, вы все сможете решить. Он очень понимающий и хороший мужчина, – успокаивающим голосом проговаривает Мария, а я зло усмехаюсь.
Понимающий и хороший? Она издевается? Или же совершенно не знает своего хозяина.
Ни черта мы не сможем решить.
Я взаперти. Опять. А ключ от моей клетки находится у гребаного Титова. И не передать, как меня раздирает на части от несправедливости и осознания, что, хочу я того или нет, но мне придется тупо ждать его возвращения, как верная собака.
Ненавижу! Сто тысяч раз ненавижу! И его, и себя. За слабость, за глупость, за неспособность найти выход из этой ситуации. Сейчас, как никогда прежде, я чувствую себя немощным домашним котенком, который наивно верил, что сможет тягаться с диким львом.
Не могу! Опять! И тем более сейчас, пока нахожусь вдали от дома. На чужой территории. Без поддержки Ари. Совершенно одна.
Сердце переполняется жалостью к самой себе, руки будто сковываются металлическими оковами, а к ногам прирастают гири. С трудом возвращаюсь в свою новую клетку и падаю на кровать, побежденная и злющая как дьявол. Все тело звенит от желания сорваться и разгромить всю эту виллу к чертям собачьим, но я держусь. Изо всех сил держусь, лишь бы не подарить Диме еще один повод посмеяться над моей импульсивностью.
И это сущий ад – быть сдержанной и благоразумной. Часы взаперти тянутся как жвачка, нервы гудят и натягиваются до писка в ушах. До самого вечера я репетирую гневную речь, которую вывалю на Титова,