обид, объяснений, переживаний личных драм, самолюбия и бичеваний гордыни.
В пути, которого ты ищешь, не может быть остановок. Сила, движущая Вселенную, раскрепощаясь в человеке, даёт ему возможность трудиться, трудиться и трудиться. Иногда больной человек – былинка по своим физическим данным – тащит много лет воз с таким грузом на общее благо, что глядящим на него со стороны становится жутко. Ему же самому его жизнь кажется простой и лёгкой, ибо без включения в труд и жизнь своего народа он не мыслит своей собственной жизни на земле.
Раскрывающееся сознание человека постепенно сбрасывает с себя чешую предрассудков. Мелкий вздор наказаний и наград, условных подаяний «за добродетель», которую человек понимает как «отказ» себе в чём-то, чтобы принести «жертву» насилия над собой другому, спадает с сознания просветлённого человека одним из первых. Он начинает понимать всё величие Жизни. Он начинает ощущать радость жить в труде для другого. Он скучает, если сегодня в нём никто не нуждался. Понятие «быть нужным кому-то» становится ритмом его дня – как ритм дыхания, – неощутимым, если оно идёт в гармонии и мире.
Проходя день, живи его как свой последний день. Но последний не по жадности и торопливости желаний или духовных напряжений, а последний по гармоничности труда и его бескорыстию.
Ты носишь в сердце вопрос: где личное «я» и где «не я»? Для тебя с момента твоего рождения к Единой Жизни уже нет возможности этого разделения. Для тебя всё, с чем ты общаешься, – всё пути к Величию в форме временной. Для тебя палач, жертва и плаха – всё та же Единая Жизнь, единицей которой ты сам являешься и которую видишь во всём вокруг себя.
Проходи же свой день в мире и чести. Храни целомудрие и чистоту, и ты дойдёшь до жизни в кругу тех, кто раньше тебя пришёл к такому сознанию себя частицей Единой Жизни, единицей всей Вселенной.
Твой путь – путь служения Богу в человеке. Твой труд – путь знания, приложенного в любви и труде простого дня».
Внезапно я почувствовал, что сила, та огромная сила, которая меня только что наполняла, покинула меня. Место, где сидел незнакомец, стало пусто».
Так кончалась первая запись брата Николая.
Я лёг спать с рассветом, и мой друг Эта разбудил меня вовремя, чтобы догнать Иллофиллиона по дороге к озеру.
Я весь ещё находился под впечатлением записей брата, которые читал ночью, и, поздоровавшись с Иллофиллионом, сразу же выпалил ему:
– Как я поражён, что мой брат Николай мог понять без посторонней помощи и руководства всё то, что ему в первое свидание сказал Али.
– Почему ты знаешь, что это был Али?
– Потому что описание его глаз в записях может принадлежать только ему. А ощущение, что в присутствии Али что-то тебя теснит и давит, настолько характерно, что не может быть спутано ни с чем и ни с кем. Именно какой-то свет, от него исходящий, слепит и подавляет. И это ощущение мне тоже очень знакомо, ощущение резко меняющееся, когда Али улыбается или прикасается. Тогда