не освещён. Поворачиваю к двери в наши, прости господи, апартаменты… Ну, пусть мне повезёт!
– Явилась, мразь! – выплёвывает маман, лишь меня увидев. – Где шлялась?
– Здравствуй, мама, – старательно держа себя в руках, отвечаю я. Надо помнить, что эта гадина имеет право сделать со мной что угодно. – Я была в библиотеке, занималась.
– Ладно, – кривится она. – Пошла жрать, быстро!
Знает она, всё она знает… Раньше она со мной так не разговаривала, а теперь на конфликт выводит, чтобы для себя обосновать то, что сделать хочет. Взрослым часто нужен формальный повод, потому если я не хочу орать от боли, то надо держать себя в руках. Отец ещё на работе, да и не факт, что он защитит. Так что просто нужно не нарываться, что легче сказать, чем сделать.
Я мою руки и иду на кухню. Ну, в общем-то, всё логично – чай и кусок хлеба с витаминной массой. Формально – я получаю все необходимые для роста и жизни вещества, а фактически это чёрствый хлеб, кислая настолько, что скулы сводит, витаминная масса и горчащий чай без сахара. Раньше я бы за такое скандал устроила, а сегодня буду есть, что дали. До слез обидно, на самом деле, хотя к выбрыкам маман и её ненависти я привыкла. Вот к тому, что ей разрешат распускать руки, а мне законом запретят – нет.
Поэтому я быстро съедаю бутерброд, загружаю посуду в посудомойку и хочу уже юркнуть к себе, когда снова натыкаюсь на эту гадюку. Увидев, что её провокация не удалась, она, по-видимому, хочет меня додавить. Очень ей хочется хоть что-нибудь со мной сделать, я это прямо чувствую, отчего становится очень страшно.
– С сегодняшнего дня по дому ходишь без одежды! – заявляет мне маман. – Нечего занашивать то, что потом пригодится!
– Как без одежды? – от неожиданности требования я замираю.
– Голой, тварь мелкая, поняла?! – кричит породившая меня. – Голая! Быстро!
Она, по-моему, с ума сошла от неожиданной вседозволенности, хотя это вряд ли придумано ею. Это, конечно, унижение, причем серьёзное, ну буду просто сидеть у себя, и всё, зачем тогда нужно меня раздевать? В этом должен быть смысл! Маман всегда была против публичного обнажения, без исключений, – и вдруг начинает требовать такое! В чём причина?
Глава третья
Утром, наконец-то одевшись, вылетаю из нашей каюты, пока мне ничего не сказали. Самая страшная ночь в моей жизни, давно я так не боялась. Весь вечер дрожала, потому что подобного просто не ожидала.
– Танька! – зову я подругу, показывая глазами на дверь туалета, и она кивает.
Заскакиваю в туалет. Время до уроков ещё есть, выскочила я очень рано. Но, судя по тому, что Танька уже здесь, не одна я выскочила рано. Я присаживаюсь на унитаз, стараясь взять себя в руки. Танька не расскажет, она кремень, но всё равно не по себе о таких вещах расспрашивать. Подруга начинает разговор сама.
– Твои тебя тоже раздели? – понимающе кивает она. – Ты не дрожи, всех раздевают.
– За-зачем? –