от края, тяжело дышим глядя в темнеющее вишнёвое небо.
– Спасибо, Малика! – с благодарностью посмотрел в карие глаза Афродиты.
– Матцаж! – требовательно буркнула богиня.
– Настоящая женщина, ничего просто так не делаешь!
Расхохотались!
Прилёг поближе к Афродите. Жадным поцелуем охватил зовущие губы! Снова в душу вливается бурный восторг! Я чувствую, что под этим вишнёвым небом, мы – единственные существа на земле! Вопреки опасностям! Ни смотря ни на что! Здесь, на краю бездны, мы радостно живём и страстно любим!
Наши звери, рыча, скуля и постанывая, без церемоний устроили брачные игры!..
– Адрей!.. – Малика застонала, выгнулась напрягаясь и, вздрагивая опала в мои объятия, как листочек с дерева.
– Радость, ты моя!.. – Ласково шепнул на ушко: – Успокаиваются бушующие волны прибоя, и плавно переходят в штиль…
Встал, радостно огляделся вокруг! Бездна как бездна, подумаешь! Внизу и поодаль никого не видать. Южный ветерок слегка касается плеча, и улетает стрекозой. Мир и покой. Благодать!
Малика пошарила в сумке, достала, что-то вроде свёклы, с толстой, шероховатой бурой шкуркой. По две на каждого. Очистила до половины одно, и дала мне. Розовая мякоть, с приятным запахом, напоминает… малину. Откусил, и от неожиданности захлебнулся! По уголкам рта хлынуло молоко.
Хитро поглядывая, Малика тихо засмеялась.
– Шалунишка! – присел напротив, заглянул в смеющиеся глаза. – Малика, если б не твоя синяя кожа, привёл бы к родителям, и сказал, что – женюсь!
Моя Ева провела ладонью по щеке, и серьёзно ответила:
– Рьянэдэра миурай… Эсколх нун тай. – Синий пальчик нежно щекочет мои губы. – Ты… – показала на меня. – Я… – дотронулась до своих губ. – Эсколх нун тай.
Когда она так говорит, всё вокруг становится таинственным. Мы поцеловались.
Тихо сидим рядышком, жуём молочную свёклу, и смотрим в сторону величественных гор Атрана-Мата. Между целью путешествия и нами, лениво развалилась гигантская бездонная пропасть. Почему-то она нисколько не пугает. Нас обоих ничего не пугает, наверное, потому что мы есть друг у друга.
Возможно, завтра буду думать иначе, человек существо хитрое, любой свой поступок может оправдать: то «минутой слабости», то «душевным подъёмом». Но сейчас, в эту минуту своей жизни, я искренен, я откровенен с собой. И мне от этого легко и спокойно.
В этом большом и опасном мире, есть человек, нет, не так. Есть Душа, ради которой я способен на подвиг!
Малика, видимо, чувствует тоже самое. Какую-то торжественность во всей этой минуте, когда в животе разливается тепло, и тихая радость охватывает всё твоё существо. Ты замираешь, чувствуешь тонкие вибрации в теле, и жмуришься от переполняющего тебя счастья.
Первая зевнула, и улеглась на бочок, Афродита. Выложил из кармана трамп, натянул на себя джемпер. Укрыл Малику курткой. Зевнул. Прижал к себе малышку,