с их дикими травами и скудными цветами…
Пока его руки, едва коснувшись её тонкой талии, поднимались всё выше и выше, а лицо пребывало в мире запахов и грёз, Анна что-то говорила об опере, бездарных партнёрах, неудобных гримёрках… Казалось, его настойчивые ласки трогают её не больше, чем посягательства престарелого Скарпиа.
Однако мало-помалу он почувствовал, что она начинает поддаваться, смягчаться, теплеть в его руках. Он удвоил усилия, направленные на грудь, которую уже практически освободил из оков пышного платья, и хотел наконец оказаться с Анной лицом к лицу и поцеловать, однако она снова совершила свой змеиный манёвр и сбежала, оставив его в самом дурацком положении наедине с Босфором.
«Чертовка была, чертовка осталась!» – подумал Максим и, никуда не торопясь, принялся раздеваться: он видел, что она проследовала в спальню.
Однако едва он успел снять рубашку, как Анна появилась снова. Он ринулся к ней, не обращая внимания на окружающую мебель, которая то и дело оказывалась на его пути.
Она стояла, прижавшись всем телом к резной деревянной перегородке, служившей стеной между гостиной и спальней. От дерева шёл явственный запах сандала и, смешиваясь с ароматом её волос, напоминал им, что это царство Востока.
Она успела избавиться от всей одежды за одним-единственным кружевным исключением, ничего не скрывавшим, но только подчёркивавшим её прелести. Впрочем, в полумраке это особого значения не имело. Притянув Максима, она, опять не дав ему себя поцеловать, принялась медленно раскреплять застёжку ремня, а справившись, вынула его из брюк и отбросила в сторону. Остальное оказалось проще и быстрее, и через несколько мгновений они были равны в своей наготе, не считая её почти невидимого ажурного аксессуара.
– Я хорошо пела? – неожиданно спросила она, как будто не замечая, как он был поглощён её шеей и грудью.
Максим не отвечал, но Анна, допуская и поощряя его ласки, продолжала:
– Ты хотел меня, когда я была на сцене? Скажи, хотел?
Вопрос, конечно же, был риторическим, но Максим, едва переводя дыхание, всё же ответил:
– Я хотел тебя с той самой минуты, как мы… как мы расстались в Париже. Пойдём в спальню? – добавил он вопросительно, но она только мотнула головой: по-видимому, сандаловое окружение ещё не исчерпало свой потенциал.
Не находя точки опоры – он не рискнул бы рассчитывать на прочность перегородки – Максим не придумал ничего лучше, как вместе с Анной опуститься на роскошный мягкий ковёр. Тёплый ворс нежно обволакивал кожу, а её волосы раскинулись по обе стороны от лица, которое она наконец позволила ему целовать.
Его губы медленно спустились с её лба на полуоткрытые глаза с их длинными – натуральными! – ресницами и дошли до рта – алого рта ревнивицы Флории. Она не сразу ответила на его поцелуй, но когда он всё же почувствовал её медленно разгорающуюся, но такую требовательную в своём пыле страсть, то понял: игра окончена. Дальше царствует она.
Через несколько мгновений он уже сам лежал спиной