о твоём стрелке. Он уже третий месяц по городу так развлекается. То тут объявится, то там. В вашем районе ты пока только четвёртая, а вообще уже больше двадцати жертв. Все живы, кроме одной, но она не от раны загнулась, а с перепугу. У неё сердце слабое было. А искать его никто не собирается. Менты по приказу сверху добросовестно создают видимость работы, но на самом деле правда уже известна. И засекречена. У моего информатора доступа к таким тайнам нет, уж прости. Не нашего ума это дело.
– Супер, ― расстроилась я. ― То есть он и дальше будет по девчонкам вот так из своего самострела фигачить, но никто его за это не накажет? Олигарх что ли какой-нибудь? Или шишка покруче?
– Понятия не имею, ― честно призналась подруга.
Я дала ей ключи от квартиры и продиктовала список того, в чём нуждаюсь. Квартира не моя, кстати ― меня туда мамины родственники пожить пустили на время своей поездки куда-то за границу. Они недвижимостью занимаются, у них по всей Евразии контакты, контракты и объекты разбросаны. Укатили три года назад и до сих пор не вернулись. Когда вернутся, мне придётся свалить. Куда? Не знаю. Зарплата позволяет снять что-нибудь простенькое в пригороде. Планировала к Стасу перебраться после свадьбы, но теперь придётся другие варианты искать. Собственность я не потяну ― слишком дорого даже в ипотеку.
Лечащий врач на утреннем обходе тоже не добавил оптимизма. В больнице-то никто меня долго держать не будет, но последующее амбулаторное лечение может оказаться длительным. Это только на первый взгляд дырка в плече ничего опасного из себя не представляет, но на самом деле повреждения серьёзные. Калекой на всю жизнь могу остаться, если забью на лечение. Рука не отвалится, но работать не будет. Доктор объяснил всё в подробностях, но у меня от всей этой медицинской терминологии глаза в кучу съехались. Поняла только, что больничный будет долгим. Всё бы ничего, но открытые больничные листы не оплачиваются, а мне жить на что-то надо. Если это затянется на несколько месяцев, кушать я что буду? Понятно, что мама с папой не позволят единственной дочери умереть с голоду, но они сами еле-еле концы с концами сводят. Ума у меня, может, и мало, но совесть есть.
На работу я всё-таки позвонила. С соблюдением трудового законодательства у нас там нормально всё, можно было и не беспокоиться, но меня волновал другой вопрос. Начальница отдела успокоила ― сказала, что всё решаемо. Если мне совсем уж приспичит вернуться в офис раньше, чем полностью выздоровею, то меня посадят на «горячую линию» ― пальцем в кнопки тыкать и одной рукой можно.
– Ты мне только вот что скажи… Это между нами. Правда, что Самойлов тебя бросил? ― осторожно спросила она.
– Правда, ― честно ответила я. ― А что, уже весь офис об этом знает?
Странно было бы рассчитывать на то, что Мегера Егоровна не выставит разрыв наших со Стасом отношений на всеобщее обозрение. Полагаю, таким образом она намеревалась добиться моего увольнения по собственному желанию ― засмеют же коллеги. Вот только эта