словом, облазил все углы и закоулки.
Затем он вышел, так и не вымолвив ни слова, убежденный, что Бенвенуто, если только он не колдун, не мог спрятать в камере крылья, похожие на крылья, сделанные мастером.
Было очевидно, что рассудок нерадивого кастеляна все больше приходил в расстройство.
Дома господина Джоржо ждал мастер, который пришел сказать, что к каждому крылу приделано по железному кольцу: они должны удерживать ноги летящего в горизонтальном положении.
Не успел мастер выйти, как господин Джоржо заперся у себя в комнате, надел корсет, развернул крылья, просунул ноги в кольца и, лежа плашмя на полу, попытался взлететь. Но, несмотря на все старания, покинуть землю ему не удалось. После двух-трех попыток он снова послал за мастером.
– Сударь, – сказал ему кастелян, – я испытал ваши крылья: они никуда не годятся.
– А как вы их испытывали?
Мессер Джоржо подробнейшим образом поведал о том, как он троекратно их испытывал.
Мастер с важным видом выслушал его, а затем изрек:
– Тут нет ничего удивительного: когда вы лежите на полу, вокруг вас нет должного количества воздуха. Попробуйте-ка подняться на крышу замка Святого Ангела и оттуда отважно ринуться в воздушное пространство.
– И вы думаете, что я полечу?
– Уверен, – ответил мастер.
– Но, если вы так уверены, – заметил кастелян, – почему бы вам самому не испытать крылья?
– Крылья скроены сообразно весу вашего тела, а не моего, – возразил мастер. – Размах крыльев, предназначенных для меня, должен быть на полтора фута больше.
И мастер, откланявшись, вышел.
– Черт бы тебя подрал! – воскликнул мессер Джоржо.
В тот день все замечали, что мессер Джоржо весьма рассеян. Очевидно, под стать Роланду,[40] он мысленно витал в мире грез.
Вечером, отходя ко сну, он созвал всех служителей, всех тюремщиков и всех стражников.
– Если вы узнаете, – сказал он, – что Бенвенуто Челлини собирается улететь, пусть себе летит, только оповестите меня! Даже ночью я без труда поймаю его: ведь я – настоящий нетопырь, а Бенвенуто, что бы он там ни толковал, – поддельный.
Горе-кастелян совсем спятил, но окружающие уповали, что со сном у него все пройдет, и поэтому решили подождать и лишь наутро предупредить папу.
К тому же погода стояла отвратительная, дождливая и было очень темно: в такую ночь никому не хотелось выходить на улицу.
Зато Бенвенуто Челлини – конечно, из чувства противоречия – избрал для побега именно эту ночь.
Поэтому, как только пробило десять часов и сменился дозорный, он преклонил колена и, благоговейно помолившись, принялся за работу.
Прежде всего надо было вытащить четыре оставшихся гвоздя, которые придерживали железные листы. Последний гвоздь поддался, когда пробило полночь.
Бенвенуто услышал шаги дозорных, поднимавшихся на плоскую крышу; он застыл и затаив дыхание приник к двери;